Устрашенный слухами множащимися, Борис Годунов приказал громогласно объявить имя Самозванца и все результаты розыска о его бегстве из Чудова монастыря. Тогда же царевичу Димитрию стали петь вечную память, хотя на протяжении многих лет его имя даже не упоминали. Патриарх Иов возгласил Григорию Отрепьеву анафему, которую потом ежедневно возглашали по всем церквам русским, там же до народа доносили и богомерзкое житие Расстриги, как его стали тогда называть.
[1603 г.]
На какое-то время о Самозванце забыли, тем более что поступавшие о нем сведения были противоречивы: где только не видели Отрепьева — в Печерском монастыре в Киеве, в Го-ще у ариан, у запорожцев в Сечи, и все почти в одно время. Вскоре же исходившая от него мифическая угроза отступила перед угрозой реальной — обширным бунтом в земле Северской и на южной украйне под предводительством казацкого атамана Хлопка Косолапа. Бунт питал голод последних лет, основной его силой были беглые холопы и разбойники, чрезвычайно в эти годы размножившиеся. Несмотря на то что на подавление бунта были брошены полки царские., настоящие сражения продолжались несколько месяцев, и в последнем, завершившемся пленением Хлопка и других главарей бунтовщиков, полегло много воинов и воевода Иван Басманов, внук Алексея Басманова и сын Федора Басманова. В сих обстоятельствах Борис Годунов презрел свою клятву и приказал повесить всех пленных числом в несколько тысяч.
Тут поступило известие достоверное, что Самозванец находится в имении крупнейшего литовского магната Адама Вишневецкого, который его приветил, расспросил пристрастно и составил подробное донесение для короля польского и сейма. Опасаясь развития интриги злокозненной, Борис Годунов приложил все усилия, чтобы заставить Вишневецкого выдать беглого расстригу и еретика, не остановился даже перед вторжением в земли Вишневецкого и сожжением нескольких городков на границе. Того лишь добился, что Вишневецкий пе-
реехал в глубь страны и открыто появлялся с Самозванцем, оказывая ему приличествующие русскому царевичу почести.
В Польше Самозванец нашел новых покровителей, иезуитов, папского нунция Рангони и воеводу сандомирского Юрия Мнишека, которого называли в числе десяти самых влиятельных сенаторов, кроме того, Мнишек был вхож к королю. Отныне иезуиты направляли всю деятельность Самозванца, папский нунций склонил его к тайному переходу в католичество, воевода же Мнишек сумел добиться у короля Си-гизмунда аудиенции для Самозванца. Рассказывают, что во время этой встречи Самозванец в обмен на поддержку его притязаний дал письменное обязательство в случае своего воцарения передать полякам Смоленск и Северскую землю. Доподлинно же известно, что король принял Самозванца весьма любезно и после встречи выделил ему ежегодное содержание в четыре тысячи флоринов, подарил великолепный столовый сервиз с русскими гербами и прочие подарки и обращался к нему как к князю Московскому.
Едва в Москве стало известно об этой тайной встрече, как в Краков отправились послы наши с посланием Бориса Годунова, в котором раскрывалось имя Самозванца и с преувеличениями обычными расписывалось в черных красках его житие: «Когда он был в миру, то отца своего не слушался, впал в ересь и воровал, играл в зернь, блудил с девками непотребными, бражничал, бегал от отца своего многажды и, заворовавшись, постригся в монахи. Диакон черный Григорий, пребывая в обители архангела Михаила, что называется еще Чудовым, обратился в чернокнижество и ангельский образ отвергнул и обругал, за что патриарх со всем Вселенским Собором по правилам святых отцов и по соборному уложению приговорили сослать его на Белое озеро в заточение на смерть». В заключение послы наши потребовали выдачи зловредного еретика. А еще в том посольстве находился дядя Гришки Смирной Отрепьев, который должен был опознать и публично уличить племянника. Но поляки Самозванца не только не выдали, но и не показали, так что послы наши вернулись без результата.
Впрочем, твердость наша имела некоторые благие послед-
ствия, король Сигизмунд и сейм в условиях действия двадцатилетнего мирного договора не посмели открыто поддержать притязания самозваного царевича. Но при этом передали ему тайно немалые денежные суммы и позволили на свой страх и риск набирать войско для похода на Москву.
[1604 г.]
Уязвленный неудачными попытками добиться выдачи Самозванца, терзаемый несущимися со всех сторон слухами о воскресении царевича Димитрия, устрашенный растущим всеобщим недовольством народа и явным противодействием бояр, Борис Годунов все более отдавался во власть всегда свойственной ему подозрительности и все сильнее укреплялся в мысли о всеобщем заговоре. Стремясь проникнуть в потаенные мысли людей; он щедро платил за доносы, затем с подачи главы Разбойного приказа Семена Никитича Годунова еще более увеличил награды, холопам за донос на хозяина давал вольную, а за особо ценные сведения так и поместье. В державе воцарились подозрительность и страх, все на всех доносили: слуга на хозяина, сосед на соседа, жена на мужа, сын на отца, избы пыточные работали денно и нощно, темницы же были переполнены. .
Тем временем в Самборе под Львовом собиралась рать для вторжения на Русь. Под знамена самозваного царевича собрались тысяча польских гусар и пехоты да полторы тысячи казаков. Король Сигизмунд лицемерно запретил поход, но приказ пришел в Самбор на следующий день после выступления рати! Не было сделано никаких попыток задержать войска по дороге, более того, для переправы через Днепр близ Киева было выделено множество лодок. Октября 13-го, в день несчастный, Самозванец вступил на Русскую Землю!
Рать Самозванца быстро увеличивалась за счет беглых холопов, населявших землю Северскую, и донских и запорожских казаков. Но не войском определялись первые успехи Самозванца, города сдавались ему сами, народ вязал воевод и стрельцов и распахивал ворота, радостными криками приветствуя своего освободителя от тирании Бориса Годунова.
Так за две недели Самозванцу сдались Моравск, Чернигов, Рыльск, Севск, Курск, Кромы, Белгород, Царев-Борисов, Елец, Валуйки, Воронеж, Оскол и твердыня, казавшаяся неприступной, — Путивль. Не обошлось и без боярской измены. На сторону Самозванца перешли воеводы князья Татев, Шаховской, Мосальский, Лыков, Туренин, Оболенский и перевертыш Салтыков.
Только один случай из этого ряда выбивался, одна крепость стояла неколебимо — Новгород-Северский, и воеводой в ней был Петр Басманов, брат погибшего в бою Ивана Басманова. И там был мятеж, но воевода подавил его железной рукой, когда же к крепости подошла вся армия Самозванца, то отразил два приступа с великими для нападавших потерями.
Устрашенный неожиданными и стремительными успехами Самозванца, царь Борис объявил о сборе дворянского ополчения. Из-за осенней распутицы за месяц удалось собрать не более 25 тысяч человек, не считая посохи. Во главе рати поставили главу Думы боярской князя Федора Мстиславского. В середине декабря рать прибыла к осажденному Новгороду-Северскому. Там состоялась первая битва. Польские гусары, известные великой храбростью и искусностью в деле ратном, первыми бросились в атаку, прорвали центр русского войска и даже ранили самого воеводу Мстиславского, но затем были с большим для них уроном отбиты.
После этого поражения в лагере Самозванца начались ссоры, и большая часть шляхтичей во главе с главнокомандующим Юрием Мнишеком двинулась назад в сторону литовской границы. У Самозванца осталось около четырех тысяч запорожцев и несколько сот казаков, с ними он отступил в Севск.
Мстиславский и не подумал преследовать Самозванца, удовлетворившись достигнутым успехом. Между тем новый герой, бесстрашный защитник Новгорода-Северского, Петр Басманов отправился по призыву царя в Москву, где ему были возданы невиданные доселе почести. Навстречу ему были высланы знатнейшие бояре и собственные роскошные царские сани, царь из своих рук дал воеводе золотое блюдо, доверху