Желая загладить ссору, Самозванец на следующее утро пригласил всех поляков знатных на царскую охоту, где не преминул лихость свою показать, сам вскакивал в седло и бросался преследовать легконогую косулю, а под конец заколол кинжалом затравленного медведя. В ночь же после охоты Самозванец с Мариной устроили еще один пир, в польском стиле и в основном для поляков, из русских были только дьяк
Власьев да ближние бояре — Петр Басманов и князь Мосаль-ский. Пир с громкой музыкой и танцами непристойными продолжался до самого утра, к немалому возмущению всех жителей московских.
На следующий день Самозванец с нововенчанной царицей Мариной, вместе с двором своим и панами знатными наблюдали игры военные. Желая поразить поляков, Самозванец приказал снять все пушки со стен Кремля, Китай-города и Белого города и свезти их на поле под Котлами близ Москвы. Там же построили крепость деревянную для боя потешного. Несколько часов палили пушкари, состязаясь в скорости и точности, потом сошлись в бою две рати, и немцы-наемники при поддержке поляков-новобранцев победили наших стрельцов, предводительствуемых князьями Василием Голицыным и Дмитрием Шуйским. «Смотрите, как гвардия моя бояр бьет!» — вскричал Самозванец неосторожно, выдав замыслы свои. Когда же повелел он быть через три дня новым военным играм, на которые должны были явиться все бояре, те поняли, что дальше откладывать исполнение их замысла нельзя.
Все было готово, 38 тысяч дружинников боярских тайно проникли в Москву, лавки оружейные были заперты, так что поляки не могли купить в них ни пороху, ни оружия, двенадцать ворот московских были крепко замкнуты, так что никто не мог ни войти в город, ни выйти из него, всю ночь дьяки городские ходили по домам с приказом тайным, чтобы жители московские готовы были грудью встать на защиту державы и церкви и, вооруженные, ждали набата, в храмах же возвещалась забытая за последний год анафема Расстриге и Самозванцу.
Уже и поляки почувствовали опасность, Юрий Мнишек требовал от царя усилить охрану дворов польских, но Самозванец лишь смеялся легкомысленно: «До чего вы, ляхи, малодушны!» Но, снисходя к просьбе тестя, послал все же несколько сотен стрельцов в Китай-город, еще более уменьшив стражу кремлевскую, да по совету Басманова повелел не открывать поутру ворот Кремля.
Мая 17-го, в четвертом часу дня ударили колокола на Ильинской церкви, затем по всей Москве. По сигналу этому тыся-
чи людей, вооруженных самопалами, мечами, копьями, устремились к Кремлю, другие же бросились к подворьям поляков, окружили их плотным кольцом и завалили бревнами ворота, препятствуя выходу. Немцы-наемники выстроились в боевой порядок и под развернутыми знаменами двинулись было к Кремлю, но смекалистый народ московский завалил все улицы на их пути бревнами и рогатками, так что наемники были вынуждены свернуть знамена и отступить.
Предводительствовал восставшими князь Василий Шуйский. Для проникновения в Кремль он пошел на хитрость: выбрав двести самых храбрых детей боярских, он приблизился с ними к воротам Фроловским и, указывая стрельцам на возбужденную толпу, возгласил: «В Москве бунт! Необходимо известить и защитить государя!» Стражники, знавшие великого боярина, распахнули перед ним ворота. Восставшие ворвались в Кремль и устремились к новому дворцу царскому, князь Василий Шуйский, с саблей в одной воздетой руке и большим крестом в другой, ободрял их и указывал путь.
Самозванец, вставший по своему обыкновению поздно, заслышав шум, послал спавшего на пороге его спальни Петра Басманова узнать, в чем дело. Выйдя на крыльцо и увидев приближающихся заговорщиков, Басманов попытался убедить их одуматься и разойтись по домам, ручался за милость государя, многократно проверенную, говорил об ужасе бунта и безначалия, напомнил даже о данной ими присяге государю, но, сам в недавнем прошлом изменивший присяге, пал под ударами их кинжалов. Заговорщики ворвались во дворец царский, еще двадцать немецких охранников старались честно исполнить свой долг и защитить государя, но все полегли под напором русских ратников. Тут появился Самозванец в одной рубашке ночной и с саблей в руках, крикнул громко: «Я вам не царь Федор! Меня голыми руками не возьмешь!» — и выскочил в окно.
Упал неловко, едва поднялся и, приволакивая правую ногу и поддерживая левой рукой правую, запрыгал к стрельцам, стоявшим неподалеку на посту и без приказа не смевшим двинуться с места. Стрельцы подхватили царя и понесли прочь от
дворца, но заговорщики догнали их и вынудили остановиться у полуразрушенного дворца Бориса Годунова. Самозванец, как и Басманов незадолго до этого, пытался уговорить заговорщиков, поминал о присяге, соблазнял обещаниями наград и жалования, но, видя их твердость, сменил тон, стал требовать свидания с матерью, потом дозволения переговорить с народом с Лобного места, а потом покаялся в самозванстве и лишь молил сохранить ему жизнь. Тут стрельцы отступились от него, Иван Воейков и Григорий Валуев разрядили в лицо царя свои пищали, за ними налетели другие заговорщики и стали сечь бездыханное тело саблями.
Тело Самозванца зацепили веревками и повлекли к Вознесенскому монастырю. Инокиня Марфа, выйдя им навстречу, сказала твердо: «Этот, конечно, не мой сын!» — тем самым развеяв последние сомнения.
Между тем люди московские все решительнее приступали к подворьям поляков, ломали ворота, врывались в дома и, вымещая обиды долгие, убивали всех, встречавших их с оружием в руках. На стороне поляков были опыт и умение, тем не менее тысяча их полегла в неравной схватке. Убили попавших под горячую руку музыкантов Самозванца, растерзали аббата Помацкого, которого застали за исправлением обедни, разорили дома иезуитов. Наемников-немцев же не тронули как людей приказных. Желая прекратить кровопролитие и предотвратить перерастание восстания в бунт, бояре скакали из улицы в улицу, объявляли, что главная цель достигнута — тиран низвергнут, призывали народ успокоиться и приказывали разойтись по домам, все было послушно исполнено. Не прошло и восьми часов с удара набата, как бунт был укрощен.
Лишь на Красной площади собралось тысяч до пяти народу. К ним обратился торжествующий Василий Шуйский. Объявил о гибели царя во время схватки во дворце, а также о том, что перед смертью Расстрига покаялся в своем самозванстве. В доказательство приволокли обезображенное тело, положили на помост у Лобного места, для вящего унижения напялили на голову машкару, приготовленную для несостоявшегося праздника дворцового, в прорезь для рта вставили дудку скоморошью. В ногах же положили другое тело, боярина Басманова, тоже донага раздетое. Жители московские забросали тела нечистотами, а потом разошлись по домам, ликуя и славя бояр.
Оставалась еще царица нововенчанная Марина. В ту ночь ночевала она в палатах царских и при приближении заговорщиков поспешила укрыться на своей половине. Заговорщики искали ее и рвались во внутренние покои, шляхтичи из свиты Марины препятствовали им, последним, на пороге ее спальни, пал пан Осмольский. Рассказывают, что заносчивая царица спряталась под юбками пани Казановской и хоронилась там до прибытия князя Дмитрия Шуйского, остановившего насилие.
Марине объявили о смерти ее царственного супруга и о его самозванстве и заставили выдать все богатые подарки Самозванца, незаконно ею полученные. Марина же, пребывая в помутнении рассудка от потери короны, имущества и мужа, молила лишь вернуть ей любимого арапчонка, бывшего игрушкой в руках поймавших его стрельцов. Просьбу уважили, после чего бояре, наказав Марине никого не принимать и писем не писать, покинули дворец уже бывшей царицы, выставив у дверей крепкую стражу. Тоже произошло и в доме воеводы Юрия Мнишека. А еще бояре свели с престола патриаршего Игнатия, еретика и ставленника Самозванца.
Изнемогши от напряжения великого, люди весь вечер, ночь и день следующий провели в домах своих, не думая ни о празднествах, ни о молитвах, так что даже все храмы были закрыты. Лишь Дума боярская, в которой первенствовал Иван Никитич Романов, да синклит священный, предводительствуемый митрополитом ростовским и ярославским Филаретом, заседали беспрерывно, стремясь не допустить губительного для державы безвластия. Постановили созвать Священный Собор для избрания патриарха, который будет руководить страной в междуцарствие, до прибытия представителей земель Русских на Собор Земский, коий и изберет царя. Решение это постановили объявить народу московскому на следующий день, мая 19-го, на празднике святого великого князя Димитрия Донского.