Когда дьяк огласил эту роспись в присутствии бояр и воевод, Басманов склонился на стол. Из глаз у него потекли слезы. После того, как обида немного отлегла, он встал из-за стола и сказал:
- Отец мой, Федор Алексеевич, был выше деда Андрея Телятевского. А ныне Семен Годунов выдает меня зятю своему в холопы, князю Андрею Телятевскому. Мне жить сегодня не хочется, лучше принять смерть.
У Басманова закралось сомнение, не напрасно ли он связал себя с Федором Годуновым? Слаб молодой царь и на царстве сидит непрочно. А царевич Дмитрий, хотя и самозванец, по всему крепок. На царские войска надежды мало, его в подчинении Годуновым держать непросто. В любой час переметнуться к самозванцу могут. Вот при митрополите Исидоре и то самозванца поминали. И Басманов сказал себе: “Ох, Петр, соображай, коли ты главный воевода и любимец царя Федора, ныне в службу к самозванцу вступишь, поможешь ему против Годунова, в великой чести окажешься у него, особливо, когда он царем станет”.
А тут еще прислал Дмитрий к воеводе Басманову дворянина Бахметьева с грамотой. Писал самозванец, что готов забыть Басманову его службу Годуновым и то, как он против него, царевича Дмитрия, бился у Новгород-Северска. Пусть только воевода Петр немедля со всем царским войском придет к нему.
Басманов отправил повинное письмо Дмитрию, извинялся, что так долго служил Борису, потому что не был уверен, что явился истинный Дмитрий. “Я не был никогда изменником и не желаю своей земле разорения, а желаю ей счастья. Теперь всемогущий Промысел открыл многое, притом, сам ближний Бориса, Семен Никитич Годунов, сознался мне, что ты истинный царевич. Теперь я вижу, что Бог покарал нас и мучительством Борисовым, и настроением боярским, и бедствием царствия Бориса за то, что Борис не право держал престол, когда был истинный наследник. Теперь я готов служить тебе, как подобает”. Тем временем Басманов хотел подготовить войско, чтобы переход на сторону нового царя обошелся без братнего кровопролития.
Y
К Кромам был выслан отряд под началом Дворжецкого и Запорского с целью
побудить московское войско к признанию Дмитрия, и если потребуется, оказать помощь мятежникам.
47
Чтобы усилить смятение и растерянность в московском лагере, Запорский придумал военную хитрость. Он вызвал к себе одного из своих солдат, русского, и сказал ему:
- Берешься ли послужить своему прирожденному государю Дмитрию Ивановичу, и согласен ли потерпеть за него?
Русский без колебаний отвечал:
- За своего государя Дмитрия Ивановича я готов умереть и всякие муки претерпеть.
Ну, так возьми это письмо и попадись в руки годуновцев.
Подложенное письмо, изготовленное Запорским, было написано якобы от имени гетмана Жолневского и извещало кромчан и казаков Корелы о подходе сорокатысячного коронного войска. Как и надеялся Запорский, оно сильно напугает московских воевод. Молодец с письмом пошел мимо обоза, показывал вид, что пробирается в Кромы, Караульные его остановили, спрашивали: кто он и куда идет? Тот сказал:
- Я иду от моего государя царя и великого князя всея Руси Дмитрия Ивановича в Кромы с грамотою.
Его схватили и представили Басманову. Взяли у него письмо, и прочитано было оно в присутствии совета бояр, находившегося в войске. Воеводы, прочитавши эту грамоту, проверили ей совершенно и стали рассуждать: если польское войско нападет на русское в таком положении, в каком находилось последнее, то совершенный успех будет на стороне поляков, а русских ожидает неминуемое и жестокое истребление. Невозможно было думать о воинском строе для встречи неприятеля, когда все войско волновалось. Пришлось бы тогда сражаться не только с поляками, но и со своими: а свои, не объявившись еще как следует, били бы друг друга, не разбирая, где свой, а где противник.
Пока воеводы размышляли и так, и сяк, прибежали к ним татары: татарский отряд был послан на объезд. Начальствовал ими Иван Годунов. Он встретился с Запорским и, как следовало ожидать по его трусости, бежал. Татары уверяли, что собственными глазами видели польское войско.
Тогда Басманов сошелся с Василием Васильевичем Голицыным, братом его Иваном Васильевичем, Михайлом Глебовичем Салтыковым, и стали они рассуждать, что им делать. Басманов говорит им так:
- Видимое дело, что сам Бог ему пособляет: вот, сколько мы с ним не боремся, как из сил не бьемся, а ничего не сделаем. Он сокрушает силу нашу, и наши начинания разрушает: стало быть, он настоящий Дмитрий, законный наш государь. Если б он был не простой человек, Гришка-расстрига, как мы думали, так бог ему не помогал. И как простому человеку, можно сметь на такое дело отважиться! Сами видим в полках наших шатость, смятение: город за городом, земля за землею передаются ему, а литовский король посылает ему помощь. Не безумен же король. Значит, видит, что он настоящий царевич! Придут поляки, начнут биться, а наши не захотят. Все государство русское приложится к Дмитрию, и мы, как ни будем упорствовать, а все-таки, наконец, поневоле покоримся ему, и тогда будем у него последние и останемся в бесчестии. Так, по-моему, чем поневоле и насильно покориться, лучше теперь, пока время покоримся ему по доброй воле, и будем у него в чести.