Приведенные из-под Кром войска самозванца, выступившие на завоевание Москвы, обнаружили полную небоеспособность: свой первый и единственный бой они проиграли. С военной точки зрения наступление “вора” не представляло большой опасности. Поражение войск самозванца на переправах под Серпуховом показало, что самозванца под Кромами отряды деморализованы и не способны вести боевые действия в условиях гражданской войны. Ввиду этого Дмитрий после серпуховской неудачи распустил многие из этих отрядов. Оставшиеся силы он подчинил Басманову.
Внук главного опричного боярина Басманова вел войска к Москве, тогда как племянник Малюты Скуратова готовил почву для торжества самозванца в самой столице.
Дмитрию ничего не оставалось, как отправить на захват Москвы преданных ему казаков короны.
Донской атаман Корела с отрядом, обойдя заслоны правительственных войск на Оке, 31 мая разбил лагерь в шести милях от Москвы. Казаки доставили в Москву посланцев Дмитрия Пушкина и Плещеева.
Если бы у стен Москвы появились полки Басманова и братьев Голицыных, они не произвели бы такого переполоха, какой вызвали казаки. Само имя Корелы было ненавистно боярам и столичному дворянству, пережившим много трудных месяцев в лагере под Кромами.
56
Как только “лучшие” люди узнали о появлении Корелы, они тотчас начали прятать имущество, зарывать в погребах деньги и драгоценности. Правительство удвоило
усилия, чтобы как следует подготовить столицу к обороне. Военные меры по поддержанию порядка в столице и предотвращению народных волнений предпринимались везде. Тем не менее, эти меры не помешали Пушкину и Плещееву “бесстрашно” войти в Москву.
XIY
1 июня к Москве подъехали два гонца Дмитрия – дворяне Гаврила Пушкин и Наум Плещеев, привезшие с собой грамоту царевича. Они не решились проникнуть в город и остановились в Красном Селе, где ударили в колокол и собрали толпу купцов и ремесленников. После прочтения грамоты раздался единый рев:
- Да здравствует Дмитрий Иванович! В город! В город!
Посланников царевича повели прямо на Красную площадь. Отряд стрельцов, попытавшийся было преградить им путь, быстро рассеялся под напором огромной толпы горожан, присоединившейся к красносельцам. Возле Кремля собрался чуть не весь город: давка стояла невообразимая.
Вышедшие из дворца бояре возмущались:
- Что это за сборище, что за бунт? Собираться самовольно негоже! Хватайте воровских повстанцев и ведите их в Кремль, пускай там покажут, с чем они приехали.
Но народ не выдал гонцов и громко требовал читать грамоту Дмитрия вслух. Пушкина и Плещеева поставили на Лобном место. Людское море сразу утихло: люди напряженно вслушивались в слова послания.
Грамота Дмитрия, по царственному сдержанная, была обращена к знатнейшим вельможам – Мстиславскому, Шуйским, а также ко всем боярам, окольничим, стольникам, стряпчим, жильцам, приказным, дьякам, детям боярским, служилым, торговым и черным посадским людям. Она была весьма искусно составлена. Дмитрий взывал, прежде всего, к народной совести: ведь все россияне клялись верно служить царю Ивану Васильевичу и его детям и не хотеть на престол никого другого, чему свидетель сам Бог. Но, не зная о чудесном спасении Дмитрия, русские люди целовали крест изменнику Борису, а затем обольщенные им, стояли против законного наследника, когда он, Дмитрий, хотел занять отеческий престол без пролития крови. Дмитрий прощал народу этот грех, совершенный по неведению и заблуждению, и объявлял, что не держит гнева ни на кого из своих подданных. Наказание грозит только упорствующим изменникам, все же остальные могут надеяться на царское великодушие и милость. Впереди их ждет мирное, благополучное царствие. По окончании чтения площадь загудела: большинство славило Дмитрия, но было немало таких, кто желал многие лета Федору. Наконец, народ закричал:
- Шуйского! Шуйского! Он был в Угличе с розыском, пусть твердо скажет, точно ли тогда похоронили царевича?
Князя возвели на Лобное место. Наступило напряженное молчание.
- Борис, - заговорил Шуйский, - послал убить царевича, но его спасли, а вместо него в Угличе погребен поповский сын.
- Теперь нечего долго думать, все узнали, как было, - завопили сторонники
57
Дмитрия, - значит, настоящий царевич – в Туле! Принесем ему повинную, чтоб он простил нас по нашему неведению.