Сначала Иова, которого не удосужились привезти из Старицкого монастыря, восстановили в должности патриарха, и тут же освободили, учитывая его преклонный возраст и многочисленные болезни, мешающие должным образом исполнять столь высокие обязанности.
Затем столь же единодушно отцы Церкви избрали патриархом рязанского митрополита Игнатия, грека по происхождению, приехавшего в Россию с Кипра. Хоть и славился Игнатий отнюдь не благочестием, а напротив, пристрастиями к пьянству и блуду, однако несомненная заслуга его перед царским престолом заключалась в том, что он первым из высших сановников Церкви, по наущению Прокопия Ляпунова – рязанского воеводы, благословил Дмитрия на царство.
Проходило посвящение Игнатия в патриархи на Ивана Купалу.
YI
О царских милостях на Москве разговору. Нагим чины и достояние воротили, а Михайла Нагого, дядю царя, саном великого конюшего нарекли.
Не обошел новый царь и других. Василия Васильевича Голицына возвел в сан великого дворецкого. Богдана Бельского сделал великим оружничим. Михайлу Скопина-Шуйского великим мечником. Лыкова-Оболенского – великим кравчим, а думного дьяка Афанасия Власьева – окольничим и великим секретарем и казначеем. Дьяка Сутупова пожаловал в секретари и печатники. Гаврилу Пушкина – в великие сокольничьи, не остались забытыми и иные дворяне.
66
YII
Пока еще не успели съехаться из ссылки гонимые Борисом, которые должны
были увеличить число приверженцев Дмитрия, Василий Шуйский стал уже устраивать Дмитрию гибель. Он признал его истинным сыном Грозного тогда, когда еще живы были Годуновы. Ему представлялся удобный случай их низвергнуть и уничтожить. Теперь их не стало, и Шуйскому к достижению престола препятствием оставался один Дмитрий. Одного его нужно было устрашить. Погибни Дмитрий – венец будет на голове Василия. Князь Мстиславский не захочет быть царем. Василий был ближайшим преемником московских царей. Его двое братьев не могли быть ему соперниками. Они были моложе него. Но еще невозможно было явно перед всею землею стать противником признанного им самим царя. Шуйский рассчитал, что сперва нужно отправить пылкие минуты народного восторга, бросить в народе сомнение о царственном происхождении Дмитрия и указать на такие стороны в его поведении, которые возбуждали бы тайное неудовольствие в московских людях. Его замыслам должны были помогать поступки поляков, сопровождавших Дмитрия: в первые же дни, как только они разместились в Москве, они стали делать хозяевам насилия и бесчинства, особенно нагло обращаясь с женщинами.
YIII
У Шуйского ночи в коленях ломило, подчас ступать невмоготу. Боль то отпускала, то снова забиралась. Ни одна знахарка не могла помочь князю Василию. И в отрубях ноги ему парили, и в крапиве, да все попусту.
Дворцовые девки-зубоскалки хихикали, пересмешницы: “кровь дурная в голову, а нашему князю – уроду пониже пояса бьет”.
Собрался московский купец Федор Конев попытать торговой удачи в ганзейских городах. Слух был, в Люблянах и Брянске мед и кожа в цене. Хоть путь и опасный, но для купцов риск – дело привычное.
Прознал Конев, что у Шуйского бортевого меда в достатке, еще от старых запасов бочки не опустели, зашел к князю Василию. Однако купца в хоромы не впустили, сказали:
- Недомогает князь Василий Иваныч.
Федор Конев явился не один, привел знакомого Костю-лекаря. Князь в горнице отдыхал – ноги на лавке, маленькие глазки гостей буравили. По хоромам из поварни дух приятный в нос шибал. Лекарь зажмурился, с утра во рту ни крошки.
Шуйский сказал раздраженно:
- Кабы мне твои ходули, а мои тебе…
Покуда купец с князем о цене на мед рядились, лекарь Шуйскому ноги осмотрел, ступни какой-то мазью смазал. Князь Василий сказал купцу:
- Ты, Федька, в торг пускаться решил, аль не боишься? Воры зело шастают, разбои чинят!
Купец молодой, отчаянный, ответил – не поймешь – в шутку ли, всерьез:
- Князь Василий Иванович, я на государя Дмитрия полагаюсь. Изведет он разгульные ватаги, стрелецкими заставами обезопасит дорогу. Русской земле без торга никак нельзя.
67
- То так, - Шуйский поскреб редкую бороденку. – Да только царя Дмитрия в живых нет. Хе-хе! Его еще в малолетстве зарезали. Нам же ляхи с Литвой самозванца подарили.
Костя-лекарь склянку с мазью уронил. Ух, ты! А князь Василий свое речет: