Царевна горько заплакала, а няня снова перекрестилась и повторила:
- И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
- Мне ли помышлять о браке, о славе земной и радостях, - сказала сквозь слезы царевна. – Кровь родных моих всю жизнь будет у меня перед глазами. Последние стоны моей матери, болезненные вопли брата всегда будут раздаваться в моих ушах, и раздирать сердце. Нет для меня более радостей! Умоляю тебя, отпусти меня в монастырь!
- Повторяю, что этого не будет.
Царевна снова залилась слезами.
Дмитрий сделал шаг вперед, чтоб приблизиться к постели. Царевна вскрикнула от ужаса и сказала:
- Не подходи ко мне, не подходи! Я умру, если ты до меня дотронешься!
Няня стала перед постелью, и, простерши руки, воскликнула:
69
- Да воскреснет Бог, и расточатся врази его! Не подходи, или ты убьешь меня, или я тебя растерзаю.
- Вы напрасно пугаетесь. Повторяю, что не хочу обижать вас ни словом, ни
делом. Успокойтесь! Я оставляю вас и велю приготовить для тебя, Ксения, жилище пристойное. Прощай, Ксения, дай Бог тебе здоровья! Прощай, добрая Мария Даниловна! Береги твою питомицу.
Дмитрий вышел из комнаты, а царевна вскочила с постели, бросилась на колени перед образом и стала молиться и класть земные поклоны.
X
Изменив царю Федору Годунову, Басманов душой не казнился. А когда Ксению предал, сердцем мучился, тужил. Но он знал, что за переход его на сторону Дмитрия, она ему не простит. Да и он не из тех, чтобы ее упрашивать, не так-то сильно ее любил, просто нравилась, да и время было другое, заманчиво, все-таки была царевной. Пусть тешится царевич. Когда Басманов ему говорил, что связан с ним одной веревкой, в этом он не кривил. Басманов никогда не верил в истинность царевича Дмитрия, однако понял, время Годуновых кончилось, а самозванец обрел силу. И Петр Федорович Басманов в тугой узел стянул свою жизнь с жизнью Дмитрия.
XI
Холопа высечь можно, холопа казнить дозволено, как заставить холопа замолчать?
Басмановские холопы шептались:
- А царевич-то не настоящий. Литва самозванца для нас принесла!
Верный Басманову челядин донес о том хозяину. Велел Басманов взять на допрос двух рьяных холопов. Пытали их батогами, и признались они, слыхали-де от Кости-лекаря.
Петр Федорович Басманов в Кремль поспешил. Дмитрий тот час в библиотечном хоронении работал. Приходу Басманова обрадовался. Поглаживая кожаный переплет книги, сказал с сожалением:
- Вот чего многие бояре не приемлют, так это премудрости книжной! Оттого и скудоумием страдают.
Заметил на лице Басманова озабоченность.
- Что хмур?
- Не знаю, как и сказать тебе, государь, но и молчать не смею. Сызнова по Москве слух о тебе пускают.
Насупился Дмитрий, отвернулся. Долго молчал, потом спросил:
- Взяли кого?
- Велел я притащить на допрос Костю-лекаря, но чую, не в нем суть.
Дмитрий погладил бритые щеки.
- Тебе Петр Федорович, дознание препоручаю. Хватай, кого посчитаешь нужным.
Басманов спросил осторожно:
70
- А ежели вина на кого из именитых падет?
Дмитрий приблизился, сказал резко:
- Говорю, любого!
XII
В пыточной Костя-лекарь показал, как с Федором Коневым были у Шуйского и князь Василий Иванович поведал им о смерти царевича Дмитрия. А еще говорил Шуйский, что новый царь вор и самозванец.
Привели на допрос купца Федора Конева, и тот на огне медленном слова лекаря подтвердил. И тогда по указу Дмитрия взяли князя Шуйского, а за ним и братьев его Дмитрия и Ивана.
XIII
Не по прежним обычаям собралась Боярская дума. В Грановитую палату позвали не только патриарха и бояр, но и митрополитов с архиереями и епископами.
В длиннополых кафтанах и высоких шапках входили бояре, занимали свои места, косились на попов, ворчали:
- Дума аль собор церковный?
Князь Телятевский смеялся:
- Кабы сюда еще выборных из торговых и мастеровых! То-то забавно…
Пересекал палату сухопарый Голицын, клонил голову. Нелегко князю Василию, дума-то сегодня необычная. Князя Шуйского с братьями судить предстоит.
Ждали государя. Басманов к своему месту проследовал, а Игнатий остановился у патриаршего кресла, оно ниже царского трона, повернулся к боярам, проговорил громко, на всю Грановитую палату: