Задумывался князь Василий Иванович: кто знает, как будет дале, коли сама инокиня Марфа признала самозванца за сына Дмитрия.
Похудел Шуйский, осунулся. Мучила его бессонница. Под глазами мешки
набрякли, и левая рука в плече болеть начала. Потрет ее князь Василий, боль на время
81
уймется, потом начинается сызнова. А все от волнений. Хоть и вернул самозванец Шуйского в Москву, однако во дворец его не звали.
Корил cебя Шуйский, не щадил: “Эх, дурак же ты, князь Василий, либо ловчить разучился, иль нюх потерял? При царе Грозном тебя привечали. Годунов хоть и
недолюбливал, а при себе держал. Ныне от самозванца пострадал. Теперь князь Васька Голицын в великих дворецких ходит, Романов в митрополитах, а он, Шуйский, в опале”.
XXIII-а
Горячо желая завоевать народную любовь, Дмитрий повелел глашатаям
объявить по всей Москве, что по средам и субботам он будет лично принимать челобитные от каждого просителя. Сначала люди шли робко, и окруженный дьяками Дмитрий явно скучал. Но вот сквозь строй телохранителей к нему прорвалась пожилая женщина в сбитом платке и простерлась ниц возле его щегольских сафьяновых сапожек.
- Спаси нас, царь-батюшка, от лихих людей.
- На кого челом бьешь, не реви, говори толком! – ласково успокоил ее Дмитрий.
- На ляха проклятого, Линского…
Царь нахмурился: он не любил, когда жаловались на его верных жолнеров.
- И чем же он тобой провинился?
- Пьяный ворвался в дом, хотел насиловать мою младшую, а когда она вырвалась, начал рубить своим палашом все, что под руку попало! Не веришь мне, у народа спроси!
- Верно, верно, лютуют паны! – загомонили в толпе.
Дмитрий чувствовал, что на него с вопросом и надеждой смотрят сотни глаз.
- Эй, пристав, приведи сюда Линского, выслушаем его.
- Он так не пойдет! – пробасил один из приставов. – Поляки только своих командиров слушаются…
- Привести силой, - начал злиться Дмитрий.
Через какое-то время Линский появился в дворцовых воротах. Отпихивая локтями пытавшихся взять его под руки приставов, шатающейся походкой он направился прямо к крыльцу. Шляхтич попытался отдать поклон государю, но, едва не потеряв равновесие, судорожно распрямился и воскликнул заплетающимся языком:
- Пошто звал меня, цезарь? Оторвал от срочного дела… - Он подмигнул Дмитрию и смачно икнул.
- Люди жалуются на твои безобразия, Линский, - строго сказал Дмитрий.
- Люди? Какие люди? Вот эта чернь? И ты еще, государь, с ними имеешь терпение разговаривать? Это же быдло, чернь! Тьфу, на них! – смачный плевок опять лишил пьяницу равновесия.
- Покушался на честь девушки, имущество рубил, - продолжал тем же суровым голосом царь.
Шляхтич с удивлением воззрился на него.
- Что с тобой, Дмитрий? Когда мы паненок в Путивле да в Туле щупали, ты был не против. Говорил: “Давайте, ребята, веселитесь”!
- Это Москва, а не Путивль, - оборвал его царь.
- Правильно! И я это говорю своим ребятам: в Москве баб больше, так что не
82
зевайте!
Он оглушительно захохотал, вызвал гневный ропот толпы.
- Я запрещаю здесь вам самочинствовать! – крикнул Дмитрий громко.
Лицо Линского, только что расплывшееся в пьяной улыбке, стало злым. Ощерив зубы, он процедил:
- То-то мне ребята говорили, будто Дмитрий наш сильно изменился. Как корону надел, так своих уже не признает! Забыл, забыл ты, ваша милость, как мы с тебя соболью шубку-то сдирали!
Дмитрий в ярости вскочил:
- Подвергнуть этого пьяницу торговой казни! Провести по всем улицам и на каждой площади бить кнутом, чтоб другим неповадно было безобразничать!
Дюжие стрельцы с остервенением содрали с Линского верхнюю одежду, и, обнажив его по плечо, под жалобные стенания поляка потащили с подворья. Толпа с торжествующими воплями двинулась следом. Возле крыльца, кроме охраны и дьяков, никого не осталось. Дмитрий поспешно вернулся во дворец. Был он расстроен случившимся – из-за какого-то одного дурака можно поссориться со всеми поляками.
Мрачные предчувствия его не обманули. Не прошло и часа, как в его опочивальню буквально ввалился Петр Басманов.
- Бунт в Москве начинается!
- Что такое?
- Поляки отбили Линского у приставов и бросились с саблями на москвичей.
- Что же делать, у нас и стрельцов нет?
- Мы бердышами затолкали поляков, благо среди них трезвых не было, в посольское подворье. Но успокоить их не удалось. Орут из-за стен, что всех москвичей перережут.