- О, вельможный пан Лев, я прислушиваюсь к твоему голосу.
- Да, ваше величество, я хорошо знаю московитов, чтобы сказать: не все они примут Дмитрия, и он обратится к вам снова за помощью.
- Но мы должны напомнить ему о том, чего хотим! – снова сказал Сигизмунд.
- Ваше величество, когда в Москву поедет воевода Мнишек с дочерью, а с ним и
князь Вишневецкий, мы поручим им сказать это царевичу Дмитрию.
86
Король потрогал кончик уса, промолвил:
- Я отправлю посольство в Москву, и, если Дмитрий не заверит их, что Речь Посполитая получит Смоленск и Северскую землю, мы напомним самозванцу, кто есть кто!
Они вышли из кабинета. Сигизмунд отыскал глазами князя Вишневецкого, поманил.
- Пан Адам, я слышал добрые вести: тесть князя Адама будет и тестем великого князя московского Дмитрия? О! – Сигизмунд поднял палец. – Высоко взлетает воевода Юрий! И пан Адам тоже поедет в Москву? Мы велим воеводе Мнишеку и тебе, князь Адам, напомнить великому князю московскому, кому обязан он своим возвращением в Москву. Наши злотые и шляхетское рыцарство, что привели Дмитрия в Кремль, стоят тех
земель, какие мы от него ожидаем…
XXYI-а
Дмитрий пытался порвать нити, связывающие его с прошлым. Слишком многим в Москве он не нравился. Слишком могущественные силы были заинтересованы в его удалении от престола. Использовали для того, чтобы покончить с династиею Годуновых, а теперь вон, больше он им не нужен. Всякие интриги плелись по нему, что заставляло его придумывать всевозможные уловки, чтобы вновь и вновь доказывать свое истинное царское происхождение. Но не все ему удавалось.
Благословение матери царицы Марфы помогло ему овладеть умами. Но семейное согласие оказалось не слишком крепким. Когда вновь толки о его самозванстве возобновились, он задумал устроить новую инсценировку, чтобы воочию доказать народу, будто в Угличе погиб некий поповский сын, а вовсе не царевич. Он распорядился разорить могилу царевича в Угличе, а труп ребенка удалить из церкви прочь. На этот раз он оказался плохим психологом. Его намерения оскорбили Марфу Нагую до глубины души. Она не захотела допустить надругательства над прахом единственного сына. Дмитрий стоял на своем. Тогда Марфа обратилась к боярам. И только один из них, Басманов, сумел отговорить Дмитрия от задуманного им дела. Этим Марфа сдернула со своего лица маску любящей матери, и все стало ясно, кто есть кто.
XXYI
Трезвонили колокола в Кремлевских соборах и по Москве. С рассветом потянулись в храмы первые богомольцы. Останавливались у входа, крестились истово. Вскорости люд повалили шибче.
На паперти Успенского собора толпа нищих, юродивые и калеки гнусавили, бранились за место.
На ступени собора поднялся царь Дмитрий. Тут кинулся к нему остроносый монах и завопил:
- Остановись, Отрепьев! Али не признал меня, инок?
Дмитрий побледнел, оттолкнул монаха:
- Прочь, безумец!
- Хи-хи! – тоненько взвизгнул монах. – Забыл меня, инок? Мы с тобой жили в
87
келье Чудова монастыря, из одной миски в трапезной хлебали. Какой ты есть царь? Ты
беглый монах и расстрига.
- Хватайте его! – взревел Дмитрий. – В пыточную! Ах ты, пес годуновский!
Кинулись стрельцы на монаха, сбили с ног, поволокли. А он, покуда и слышно
было, одно твердил:
- Не царю служите, антихристу!
Не достоял до конца утреню – монах настроение испортил, Дмитрий вернулся во дворцовые палаты вместе с Басмановым, закрылся в Крестовой палате.
- Ты, Петр, самолично побывай в пыточной, послушай, с чьих уст монах лаял на меня.
- Добро, государь. – Басманов нахмурился. – Оно бы все ничего, государь, да не хотел тебя тревожить ране, а седни, когда такое приключилось, скажу… Кабы один монах такое плел несусветное, а то намедни с тем схватили дворянина Петьку Тургенева с мастеровым Федькой. Известно, что и сотник Смирной-Отрепьев подобное болтает.
Посуровел Дмитрий.
- Было время, Отрепьевы мне жизнь спасли, а за то хотел я одарить их. Однако вижу, недостойны они милости. Сотник Смирной-Отрепьев народ смущал еще в Самборе, Годунов его ко мне подсылал. Я сотника тогда помиловал, отпустил, а ныне хватит. – Дмитрий потер лоб, зашагал по палате. – В ссылку Смирного-Отрепьева. И ничьи заступы не приемлю. – Остановился против Басманова. – Покличь ко мне патриарха. Велю ему монахов Чудова монастыря потрясти. Ожирели в богатстве, стыд растеряли. А все оттого, что в безделье монахи пребывают.