Толпа залилась слезами. Все попадали на землю и говорили:
- Царь-государь, смилуйся! Мы ничего не знаем: покажи нам тех, что нас перед тобою оговаривают.
Царь приказал Басманову, и тот вывел семерых. Царь сказал:
Смотрите, вот, они повинились и показывают, что вы все зло мыслите на вашего государя.
Он вошел во дворец. Стрельцы бросились на семерых и руками, без оружия, без палок растерзали их на клочки. Ярость их была так велика, что они кусали виновных
96
зубами. Один в неистовстве откусил ухо и жевал его. По окончании такой казни царь
снова вышел на крыльцо и расточал убеждения в том, что он истинный Дмитрий.
Толпа опять поклонилась в землю и кричала:
- Помилуй нас, государь!
Царь разрешил стрельцам разойтись, а из Кремля на страх народа повезли полную телегу кусков человеческих тел.
XXXI
Бояре толпились в хоромах, дожидались государева выхода. Шуйский хоть и не зван, тоже приехал. Стоял рядышком с Голицыным, бороденку ногтями скоблил, любопытством слушал, о чем князь Василий Васильевич нашептывал.
- Царь-то этой ночью в опочивальне не спал, с Молчановым по девкам шастали.
И-их! А такое через ночь случается, коли не чаще…
- Зело беспутный кобель! – крутанул головою Шуйский.
Вошел, шурша шелковой рясой, патриарх Игнатий. Черные волосы прикрыты парчовым клобуком, под ухоженной смоляной бородой поверх рясы, на толстой золотой цепи золотой крест. Повел по палатам темными очами патриарх.
Шуйский первым Игнатия заметил. Поклонился, попросил:
- Благослови, владыка!
Появился Петр Басманов. Широкие брови насупил, стукнул кованым посохом о мазанку пола. Звякнуло железо о камень. Басовито выкрикнул:
- Царь Дмитрий Иванович порешил назначить на той неделе смотр всему воинству. И вам бояре, надлежит не уклоняться, явиться в Александровскую слободу, как и подобает со своими дружинами при доспехах и оружно! А у государя покуда к вам больше дела нет. – И направился к выходу.
XXXII
Дорога проторенная, морозцем высушенная, петляет мимо соснового и березового леса, мимо крестьянских озимей. Зеленя ржи в инее просят снега.
Горячий конь под государем идет широкой иноходью, переходит в намет, потом на рысь.
На царе польский кунжут, расшитый золотой нитью, мягкая бархатная шапочка с собольей опушкой. Лицо у царя раскраснелось на ветру.
За ним Басманов поспевает. Петр на коне сидит влито, не гнется. Крупный Басманов, и конь у него крупный. Петр Федорович сдерживает его твердой рукой, не дает своему коню вырваться наперед.
Солнце на чистом небе уже четвертинку описало, как Дмитрию с Басмановым открылась Александрова слобода: хоромы царские запущенные и службы, избы ремесленного люда и холопов.
Со времени Грозного слобода Александрова Богом и людьми проклята. Тут царь Иван Васильевич со своими опричниками виновный и безвинный люд казнил: роды боярские и княжеские древние с чадами и домочадцами изводил под корень.
Воинство под белыми стенами Успенского монастыря выстроилось. Встречать
97
государя вышли монахи всем причтом, сытые, красномордые. Игумен царя и воинов
крестом осенил. При появлении государя разом грянули пушки огневого наряда. Заволокло пушкарей дымом, потянуло пороховую гарь по полю. Тревожно кричали над лесом и озимью напуганные пальбой птицы. Развернулись и затрепетали по ветру стяги и хоругви.
Стрельцы по приказам разбрелись, казаки, дворяне по полкам. Дмитрий объехал
войско. Стрельцы в теплых кафтанах, шапках-колпаках, сапогах яловых. Им зима не
страшна. Увидели государя, замерли. Бердыши не шелохнутся. Пищальники тяжелые самопалы в руках зажали.
Царь доволен стрельцами, похвалил стрелецких голов. Ненадолго задержался перед войском гетмана Дворжецкого. Шляхтичи поротно разбрелись. Вельможные паны верхоконно красуются, вырядились.
Ляхи и литва встретили государя музыкой, звенели литавры, дудели трубы.
Шляхтичи кричали ретиво:
- Виват!
За панами стояли пешие иноземцы, служившие на Москве по роду. Впереди маленький, кругленький, что розовый поросенок, пивовар из Риги. При виде государя начальник царской охраны князь Кнусен надулся от важности, глаза выпучил. А Дмитрий уже у боярского ополчения коня придержал. Бояре выстроились особняком. Каждый со своей дружиной место занял, по родовитости.