XXXXX
Приехал к царю тесть и говорил:
- Опасность очевидна! Жолнеры пришли ко мне и говорят, что вся Москва
поднимается на поляков. Заговор, несомненно, существует.
- Царь отвечал:
- Удивляюсь, как это ваша милость дозволяете приносить себе такие сплетни.
- Осторожность не заставит пожалеть о себе никогда, а ваша милость будьте осторожны! – сказал Мнишек.
Царь на это сказал:
- Ради Бога, пан-отец, не говорите мне об этом больше. Иначе – мне это будет очень неприятно. Мы знаем, как управлять государством. Нет никого, кто бы мог что-нибудь против нас сказать. Да если б мы увидели что-нибудь дурное – в нашей воле такого жизни лишить. Ну, для вашего успокоения я прикажу стрельцам ходить с оружием по тем улицам, где поляки стоят.
Еще раз Басманов дал совет не пренебрегать опасностью и сейчас же принять меры. Царь не верил и его предостережениям. Схваченные в Кремле ночью и замученные пытками люди, заставили его, однако, несколько призадуматься. Дмитрий сказал:
- Хорошо, я сделаю розыск. Дознаемся, кто против меня мыслит зло?
Но он отложил до субботы после обеда. В этот же самый день он разгневался на казанского митрополита Гермогена, который раздражал его хулением за то, что он допустил Марине венчаться в церкви, не принявши наперед православной веры.
XXXXXI
Царь ничем не тревожился, отгоняя всякое подозрение, созвал вечером гостей в новый дворец. Сорок человек музыкантов грянули на своих инструментах. Начались танцы, молодые похолята Марины в польском платье прислуживали. У входа дворца стояло по обыкновению сто очередных немецких алебардщиков на карауле. Василий Шуйский именем царя приказал им разойтись по домам и оставить только тридцать. Не смея ослушаться князя, который так близок к царю, алебардщики ушли. Царь ничего не знал об этом, и был особенно в хорошем расположении духа в тот вечер. Веселились до ночи. Толковали, как бы роскошнее и затейливее устроить на воскресенье праздник с турниром и маскарадом. Наконец, гости разошлись. В сенях дворцовых легли похолята, а с ними несколько музыкантов. Прочие ушли в свои помещения. Царь отправился спать к жене, в ее новопостроенный и еще не оконченный дворец, соединенный с царским новым
дворцом переходом.
115
XXXXXII
В пятницу, когда стемнело, снова заговорщики собрались в хоромах у Шуйского.
Расселись по родовитости: бояре Куракин с Голицыным, рядом стрелецкий голова Микулин, Михайло Салтыков и Татищев. Князь Черкасский на хворь сослался, не пришел.
Шуйский в торце стола, ворот кафтана расстегнут, маленькие глазки бегают.
Сотник Родион первым голос подал:
- Звали-то к чему?
Шуйский промолвил скорбно:
- Самозванец с ляхами и Литвою Москву губят, аль не ведите?
- Как не видим! – загудели в горнице.
- Но вы, бояре, монаха беглого царевичем нарекли! Ась? Ты вот, князь Василий, припомни, как самозванец еще в Москву не вступил, а ты его принародно царевичем Дмитрием величал.
- Мой грех, - Шуйский склонил голову набок. – В лютой злобе на Годуновых говаривал. Однако не я ль голову на плаху нес, первым самозванца уличал?
- Буде вам препираться! – постучал посохом Куракин. – Время приспело с иноземцами и вором посчитаться, Москву от скверны очистить.
- Докуда глумление терпеть? – взвизгнул Михайло Плещеев.
- Теперь уже скоро, - сказал Голицын и покосился на Микулина. – Вона стрельцы своего часа ждут.
- От Ивана Грозного стрельцы у царей в почете, а этот литву и ляхов приблизил! – выкрикнул маленький худой сотник в стрелецком кафтане и островерхой стрелецкой шапке. – Нас из Москвы по иным городам расселить замыслил, а на наше место иноземцев взять!
- Не допустим! – погрозился кулаком Микулин.
- Чу! – насторожился Михайло Салтыков и поднял палец. – Слышите?
В горнице затихли. Во дворе за стенами княжих хором гудели голоса.
XXXXXIII
Заговорщики не спали. Шуйский еще до света разослал некоторых, назначив, кому, где быть: одни должны быть готовы на Красной площади, чтобы идти на дворец, другие по улицам в назначенное время волновать народ. Дождались солнечного восхода. Это было самое удобное время: москвичи были тогда по обыкновению все на ногах, а гости, утомленные обычными ночными забавами, должны были спать по своим квартирам. Дома, на которые надобно было нападать, отметили.
Рассвело. Шуйский приказал отворить тюрьмы и выпустить заключенных. Им раздали топоры и мечи. С солнечным восходом, когда ударили в набат в церкви св. Ильи, на Новгородском дворе на Ильинке зазвонили также в соседних церквах, и народ побежал со всех сторон в Китай-город.