На него кинулся Михайло Татищев, в свое время спасенный Басмановым от ссылки, сказал ему крепкое слово:
- Злодей, иди в ад вместе с твоим царем, - а потом ударил Басманова длинным ножом прямо в сердце.
Басманов покатился с лестницы. Другие выбросили труп Басманова на показ народу… Судьба, достойная изменника и ревностного слуги злодейств, но жалостная для человека, который мог и не захотел быть честью России.
Дмитрий, притворивши дверь, высунулся из нее, начал махать алебардой на обе стороны и кое-кого зацепил. Но заговорщики стали стрелять, Дмитрий отступил, бросил алебарду, побежал по переходу к жениным покоям, попасть к ней не смог и только через окно закричал к ней:
- Мое сердце, зрада! – сам Дмитрий заперся в угловой комнате, где он
обыкновенно купался. Выхода не было. Он глянул в растворенное окно, увидел вдали стрельцов на карауле. Тут ему пришла мысль выскочить в окно и отдаться под защиту
118
стрельцов. Дмитрий прыгнул из окна, но споткнулся на лесах и оборвался на землю на житный двор. От окна до земли было очень высоко: тридцать фунтов. Царь разбил себе грудь, вывихнул ногу, зашиб голову и лишился на время чувства.
Царь, упавши, лежал несколько времени без чувств, его поднял один алебардщик, Вильгельм Фирстенберг, и потом подбежали к нему стрельцы, отлили водой и отнесли на каменный фундамент сломанного, по приказанию Дмитрия, Борисова деревянного дома.
Заговорщики, наконец, отыскали след пропавшей для них жертвы, бросились во двор и отобрали Дмитрия у стрельцов. Подняли Дмитрия и понесли в деревянный дворец, как бы для допроса.
- Еретик ты окаянный! – кричали заговорщики. – Что, удалось тебе судить нас в субботу!
- Он Северщину хотел отдать Польше! – кричали одни.
- Латинских попов привел! – говорили другие.
- Зачем взял нечестивую польку в жены и некрещеную в церковь пустил! – кричали третьи.
- Казну нашу в Польшу вывозил! – замечали четвертые.
Сорвали с Дмитрия кафтан, и надели на него дырявую гуньку.
- Смотрите! – говорили москвичи. – Каков царь государь всея Руси самодержец! Вот так царь!
- О, у меня такие цари на конюшне есть! – сказал какой-то боярин. Тот тыкал ему пальцем в глаза, другой щелкал его по носу, третий дергал за ухо.
Один ударил его в щеку и сказал:
- Говори, ****ский сын, кто ты таков? Кто твой отец? Как тебя зовут? Откуда ты?
Дмитрий говорил:
- Вы знаете, я царь ваш и великий князь Дмитрий, сын царя Ивана Васильевича. Вы меня признали и венчали на царство. Если теперь еще не верите, спросите у моей матери, она в монастыре, спросите ее, правду ли я говорю, или вынесите на Лобное место и дайте говорить.
Тогда князь Иван Голицын крикнул во всеуслышание:
- Сейчас я был у царицы Марфы. Она говорит, что это не ее сын: она признала его по неволе, страшась смертного убийства, и теперь отрекается от него.
- Винится ли злодей? – кричала толпа.
- Винится!
- Бей, руби его! – раздалось в толпе.
- Что долго толковать с еретиком! – сказал дворянин Григорий Валуев. – Вот я благословлю этого польского свистуна.
Он выстрелил в Дмитрия из короткого ружья, которое у него было под армяком. Пуля убила Дмитрия сразу. Тогда москвичи кинулись на труп и били его палками, камнями, топтали ногами, кололи ножами. А потом обвязали ему веревкою ноги и стащили с лестницы, труп был до того обезображен, что не только нельзя было распознать в нем знакомых черт, но даже заметить человеческого образа.
Затем его потащили из Кремля через Фроловские ворота и положили на Красной площади на маленьком столике, диною в аршин. За ним притащили за ноги труп
119
Басманова и положили внизу, так что ноги Дмитрия свешены были на грудь Басманова.
- Ты любил его живого, пил и гулял с ним вместе, не расставайся с ним и после смерти, - сказали московские люди.
Обезображенные и обнаженные тела убитого царя и Басманова лежали субботу и воскресенье. Москвичи ругались над ними и приговаривали:
- Ах ты, расстрига, ****ский сын! Сколько ты зла натворил в нашей земле! Всю царскую казну промотал, веру нашу хотел искоренить!
Наконец, было велено прибрать оба трупа. Басманова выпросили родственники и похоронили у Николы-Мокрого. Тело Дмитрия некому было выпросить и в понедельник его свезли в убогий дом. Зарыли поглубже в землю. Затем несчастное тело вырыли,
провезли опять через Москву и сожгли за Серпуховскими воротами на месте, называемом Котлы, в том срубе, который строил покойник, чтобы доставить своим подданным увеселительное зрелище западно-рыцарского турнира и примерных битв. Бросили его в огонь. Пепел собрали, всыпали в пушку и выстрелили из этой пушки, обратив ее в ту сторону, откуда названный Дмитрий пришел в Москву.