– Я перенесу сюда мощи предка моего, благоверного князя Александра Невского… Кости его возрадуются здесь, видя, что следы славной виктории, одержанной им четыре с половиною века назад, не забыты его потомками.
В это время из Малой Невы выплыла небольшая рыбацкая лодка и, видимо, приближалась к бастиону, на котором стоял царь. Виднелась только сгорбленная спина работавшего на веслах старика и обнаженная белая как лунь голова.
Лодка причалила к берегу, а из нее вышел старик и, приблизившись к валу, пал ниц на землю.
– Это, кажись, старый знакомый? – сказал царь, всматриваясь в старика.
– Я не узнаю его, государь, – отвечал Меншиков.
– Рыбак, новгородец, – подсказал Павлуша Ягужинский, у которого была изумительная память.
– Он, он, – подтвердил царь, – Двоекуров, что проход нам в Мыю показал и первой нашей морской виктории своим указанием способствовал… Что он?
Старик все лежал на земле. Царь вместе со своими спутниками сходит с бастиона и приближается к распростертому на земле старцу.
– Встань, старичок, – говорит царь ласково. – Что тебе нужно?
Старик поднимает седую голову от земли и остается на коленях. Старые глаза светятся радостью.
– Здорово, Двоекуров!
– Буди здрав, царь-осударь, на многие лета! – дребезжит разбитый старческий голос.
– Что скажешь?
– Сижком кланяюсь твоему царскому величеству.
– Спасибо, дедушка… Чем – ты сказал?
– Сижком, царь-осударь… Сига пымал тебе во здравие…
Но вдруг лодка, стоявшая у берега, поплыла сама собой: ее что-то тянуло в глубь реки. Старик, всплеснув руками, отчаянно заметался.
– Ох, Владычица Троеручица! Ох, ушел, разбойник! Ой, батюшка!
И старик бросился в воду, стараясь догнать лодку… Лодка удалялась все дальше и дальше. Старик отчаянно бился в воде, поспешая за лодкой: седая голова несколько раз окуналась в воду и снова показывалась на поверхности. Момент был решительный, старик тонул.
– Он тонет! – крикнул царь и бросился к воде, Меншиков за ним.
– Государь! Что ты делаешь? Караул!
В этот момент, откуда ни возьмись, ялик с двумя матросами, которые, взмахнув веслами, разом очутились около утопающего старика. Один из них, схватив показавшиеся на поверхности реки седые волосы, приподнял утопающего, не давая ему снова окунуться в реку. Другой греб к берегу. Старик, немного опомнившись, горестно застонал:
– Ох, Владычица! Ох, Троеручица! Сиг ушел… Сиг ушел с лодкой…
Старика вытащили на берег, но он опять лез в воду, повторяя:
– Сиг ушел… лодку увел… Ох, батюшки!
Царь, сообразив, в чем дело, приказал одному матросу поберечь старика, а другому велел догонять рыбацкую лодку, уплывшую по воле сига-разбойника… Старик продолжал метаться и стонать жалобно.
Но лодку скоро привели, и разбойника-сига вытащили из воды. Это был действительно разбойник-сиг необыкновенной величины: будучи привязан за жабры к лодке, он силою своею увлек ее в глубь реки и чуть не утопил несчастного старика, как бы в отмщенье за то, что тот поймал его в свои сети и привел к царю, кланяясь своей добычей.
Петр был рад, что все кончилось благополучно, и любовался великаном-сигом, которого с трудом удерживали два матроса. Спасенный от смерти старик, любуясь на великана-царя и почти столько же на великана-сига, плакал радостными старческими мелкими слезами, поминутно крестясь и шамкая беззубым ртом.
– Спасибо, спасибо, дедушка! – благодарил царь. – Вот так рыба-богатырь! Да он больше моего Павлуши…
Павлуша Ягужинский обижается этим сравнением:
– Нет, государь, я больше…
– Ну-ну, добро… Ай да богатырь! Да это что твой шведский корвет, что мы с тобой, дедушка, взяли…
– Точно-точно, царь-осударь.
– Да как ты его осилил, старик?
– Оманом-оманом, царь-осударь, осилил подлеца… Сколько сетей у меня порвал, и-и!..
– Ну, знатную викторию одержал ты над шведом-сигом, старик. Похваляю.
Старик, радостно осклабляясь, качал головой и разводил руками.
– А еще хотел у меня купить ево, голубчика… Нет, думаю, повезу царю-батюшке…
– Кто хотел купить? – спросил царь.
– Он, шведин, осударь…
– Какой шведин? Что ты говоришь? – встрепенулся царь.