В этом не было ничего удивительного — как известно, параноиком вообще легко управлять, подыгрывая его маниям (что в свое время доказали сначала Архелай, а затем Эврикл). Вместе с тем хорошо известно, что подобная игра не вечна и рано или поздно оборачивается против самого манипулятора. Анализируя поступки и слова окружающих, параноик ищет все новые подтверждения того, что все вокруг его ненавидят, строят против него козни, жаждут его смерти и т. д. Если прежние его враги и недоброжелатели тем или иным путем уже устранены, он неминуемо отыскивает новых среди тех, кто находится рядом с ним в данный момент. Проявление верности становится для параноика не чем иным, как попыткой замаскировать предательство, в пожеланиях долгой жизни ему начинает видеться намек на готовящееся покушение и т. д.
Именно потому большинство царедворцев во все эпохи и во всех странах так часто заканчивали свою жизнь на плахе либо в ссылке. А Ирод, напомним, был в этом смысле архетипом тирана, страдающего параноидальным расстройством.
Антипатр, похоже, это прекрасно осознавал и потому отнюдь не чувствовал себя в безопасности.
Как уже говорилось, он никогда не испытывал к Ироду никаких сыновних чувств. Более того, с детства тайно его ненавидел, но на протяжении многих лет старательно разыгрывал любящего сына, пытаясь завоевать расположение отца и убирая с пути всех, кто мог помешать ему достичь столь вожделенной короны.
После казни Александра и Аристобула все препятствия вроде были устранены, за исключением одного, но главного — самого Ирода. Антипатру было уже далеко за сорок (весьма солидный для той эпохи возраст), а отец все никак не умирал, да и, похоже, не особенно жаловался на здоровье. Более того, чем дольше жил Ирод, тем большей была вероятность, что в один из дней он передумает, его мания преследования переадресуется на Антипатра и тогда тот разделит судьбу братьев. Да и даже если этого не произойдет, выходило, что он, Антипатр, воссядет на трон в лучшем случае на шестом десятке — слишком, по его понятиям, поздно, чтобы сполна насытиться сладостью власти.
Все это невольно наталкивало Антипатра на мысль, что Ирод зажился на свете и пришло время ускорить его кончину.
Но до поры до времени Антипатр не решался признаться в таких мыслях даже самому себе и продолжал всячески укреплять статус наследника и соправителя.
При этом он проявил себя в качестве достойного ученика отца, позаимствовав у Ирода многие из приемов, которые тот использовал, чтобы обрести престол.
В первую очередь Антипатр всячески укреплял отношения с римлянами, осыпая дорогими подарками как римского наместника в Сирии Сатурнина, так и его приближенных, не забывая одновременно посылать еще более дорогие подношения в Рим — к дворцам императора и сенаторов.
Одновременно он заботился и об усилении своего положения при дворе — как с помощью тех же подарков, так и с помощью брачных союзов. С этой целью он, к примеру, добился выдачи замуж Береники — вдовы Аристобула — за своего дядю, брата его матери Дорис.
Последняя, напомним, приобрела поистине огромное влияние при дворе Ирода и близко сошлась с женой Ферроры — той самой рабыней, ради брака с которой он в свое время едва не поссорился с Иродом.
Эти женщины информировали Антипатра обо всем, что происходило в кулуарах дворца, и помогали ему держать все происходящее под контролем. Но вот привлечь на свою сторону Саломею Антипатру так и не удалось. Даже устроенный им брак Береники с дядей никак не изменил враждебного отношения Саломеи к племяннику. А значит, была у Антипатра при дворе и крайне опасная недоброжелательница.
* * *
Апатия, в которой пребывал в те дни Ирод, в значительной степени объяснялась начавшейся у него после казни Александра и Аристобула депрессией. Как и после казни их матери Мариамны, Ирод вскоре стал сожалеть о содеянном и у него родились первые сомнения в их виновности.
Вдобавок ко всему, если понимать слова Флавия буквально, ему стали являться в видениях Александр и Аристобул. Возникая посреди спальни царя, их тени словно вызывали его в Высший, Небесный суд.
Тут, пожалуй, стоит остановиться и сказать, что сообщение о мучивших Ирода видениях вызывает у большинства историков ироническую усмешку. Евреи той эпохи вообще не верили в привидения, да и в позднем еврейском фольклоре они появляются крайне редко, явно под влиянием сказок и легенд европейских народов. Поэтому часть исследователей убеждена, что реплика о тенях умерщвленных царевичей была придумана Николаем Дамасским исключительно с целью несколько драматизировать повествование, как литературный прием.