Согласитесь, это был поистине блистательный «спич», вызывающий в памяти речи Цезаря, Петра I, Наполеона и всех прочих великих политиков и полководцев, умевших внушить своим солдатам, что не может быть ничего лучше, чем умереть ради ордена в петлице. Можно лишь поразиться, с каким мастерством, используя приемы софистики и парадоксального мышления, Ирод убеждает здесь армию, что все воспринимаемое как кара Божья на самом деле является предзнаменованием победы; как умело он пробуждает ненависть к врагу, напоминая о его злодеяниях и внушая мысль о справедливости этой войны. Одновременно, как и положено в такого рода выступлениях, он взывает к национальной гордости евреев, напоминает о победах предков и — что крайне важно — позиционирует себя именно как еврея, как «своего среди своих».
Вместе с тем эта речь, безусловно, представляет собой жизненное кредо Ирода. Из нее ясно следует, что он никогда не полагался на случай, а в ходе войны всегда учитывал не только соотношение сил, диспозицию и т. д., но и особенности психологии противника и старался предугадать, как именно последний поведет себя в той или иной ситуации. Учитывая психологию и глубокую религиозность своих соплеменников, он не раз взывает к Богу, но если вслушаться в эту речь, то из нее следует, что сам Ирод был… вероятнее всего, атеистом, последователем греческих и римских философов-материалистов, и в первую очередь Тита Лукреция Кара (около 99–55 до н. э.). Не исключено, что с их сочинениями Ирод познакомился еще в детстве, когда отец нанимал ему учителей-эллинистов. Но не здесь ли следует искать объяснение той легкости, с какой Ирод убивал людей? Не пришел ли он самостоятельно к мысли Достоевского о том, что «если Бога нет, то все дозволено»?!..
Воодушевив солдат, Ирод двинулся на этот раз в поход с юга, перейдя Иордан в районе Филадельфии (Рабат-Амона, современного Аммана — столицы Иордании).
Сторожевые посты набатеев немедленно передали весть об этом в столицу, и многотысячная арабская армия во главе с военачальником Элтемом поспешила навстречу противнику.
Две армии расположились в широкой трансиорданской долине друг против друга, а между ними оказалась небольшая заброшенная крепость. Даже не крепость, а скорее крепостушка, сторожевой пост, который мог быть отличным командным пунктом и местом, где можно было собрать и перестроить армию в случае отступления.
Обе стороны мгновенно оценили все преимущества этой крепости и вступили за нее в сражение. Сначала они осыпали друг друга градом стрел, а затем сошлись в жестокой рукопашной схватке.
Численное преимущество было на стороне арабов, но тут и сыграл свою роль психологический фактор. Ирод, как и обещал, скакал впереди своей армии, всем своим видом выражая уверенность в победе и, хотя ему уже шел пятый десяток, демонстрируя в ближнем бою удивительную ловкость, силу и выносливость. Одновременно он продолжал руководить сражением, отдавая приказы и выравнивая линию боя там, где она начинала «прогибаться». По словам Флавия, ярость и неустрашимость Ирода повергли арабов в ужас, а их предводитель Элтем, растерявшись, словно впал в прострацию и, по сути, прекратил командовать армией.
Последствия такого оцепенения набатейского военачальника не заставили себя долго ждать. Если поначалу обе стороны несли в схватке большие, но в целом равные потери, то затем наступил перелом — и арабы побежали. Солдаты Ирода догоняли отступавших и разили их мечами. Вдобавок бегущие набатеи в панике топтали друг друга, так что их суммарные потери составили в том бою около пяти тысяч человек.