— О, это вашего профессора Вольнолюбова, — улыбнулась хозяйка и потянулась к бутылке с вином.
— Чья?! — уставился на нее Капралов.
— Профессора… А что такое? — с тревогой спросила она. — Ваше лицо сейчас мне не нравится.
— Я не знаю никакого профессора Вольнолюбова!
— Не знаете? Совсем не знаете?.. — смущенно переспросила Марсела Сергеевна. — Честно говоря, я тоже немного удивилась, когда он пришел вместе с Раей. Но я сразу его узнала. Профессор Вольнолюбов известный музыкальный теоретик. Он сказал, что член вашей группы. Разве это не так?
— Раиса? — повернулся Капралов.
Раиса молча смотрела в тарелку.
— Рая сказала, что вы не хотели отпускать ее одну, и поэтому она пришла с господином Вольнолюбовым, — уточнила Марсела Сергеевна. — Мы даже обрадовались… Все-таки он известный…
— А где он сейчас? — перебил Капралов.
— Профессор сказал, что ему нужно в уборную… — Марсела Сергеевна прикурила сигарету и выпустила дым из ноздрей. — Теперь мне кажется, что его долго нет.
Капралов бросился в большую гостиную. На столике подле рояля между фарфоровых статуэток зияло пустое место. Он торопливо осмотрел комнату, но никакого беспорядка не нашел. Тогда он вернулся обратно.
На лицах хозяев тревога сменилась испугом.
— Матрешка пропала, — выдавил он и посмотрел на Раису.
— Рая… — повернулась к ней Марсела Сергеевна; та не реагировала. Тогда тетя решительно встала. — Вы говорили, что ему нужна не только матрешка. Что еще должны у меня забрать? Самое дорогое? Кажется, теперь я готова поверить. Пойдемте смотреть. Заодно узнаю, что это такое. — Она погладила мужа по плечу, и тот нехотя поднялся. — Надеюсь, он не утащил мой рояль.
Осмотр кухни, трех спален, двух гостиных, кабинета, гардеробной и хозяйственных помещений ничего не дал.
— Он украл только матрешку, — с облегчением констатировала хозяйка в прихожей. — Очень странный человек.
— Постойте… — сообразил Капралов. — Он ведь сказал, что идет в туалет…
— Вы думаете, он все еще там?.. — прошептала Марсела Сергеевна.
— Сомневаюсь…
Капралов распахнул дверь в гостевой туалет и зажег свет.
— Вот она! — воскликнул он.
На стене, сбоку от унитаза пальцем была выведена коричневая матрешка, больше похожая на чебурашку.
— Ai meu deus![4] — всплеснула руками Марсела Сергеевна, рассмотрев рисунок. — Это говно!
Пол был усеян клочками бумаги. Капралов поднял один и тут же брезгливо бросил в унитаз.
— Кажется, профессор подтерся партитурой! — изумленно воскликнул он.
Марсела Сергеевна села на корточки и поворошила бумагу.
— Вы уверены, что вместе с матрешкой они отнимают самое дорогое? Полагаю, сеньор очень спешил. Это Шопен. Я его терпеть не могу. — Она выпрямилась и виновато добавила: — Очень некрасиво получилось… Ведь я просто поддакивала. Кажется, это был его любимый композитор.
Когда все вернулись в столовую, Раиса сидела на том же месте, где ее оставили, и потерянно озиралась.
— Лука Романович! — обрадовалась она. — Как я здесь очутилась? Что-то мне совсем нехорошо…
— Что значит, это была не Раиса? — непонимающе переспросила Марсела Сергеевна после того, как Раису уложили на диван в гостиной и Капралов попытался объяснить хозяевам сложность ситуации. — Я верю, что она ничего не помнит, но я-то помню, я говорила с ней!
— Нет, когда Раиса пришла вместе с профессором, вы говорили не с ней, а с человеком, который ею притворялся.
— А куда он делся потом? И откуда взялась настоящая Раиса?
— Ох… — вздохнул Капралов и попытался снова: — Он внутри Раисы. Сейчас он затаился, а Раиса снова стала собой.
— Кажется, я понимаю… У нее раздвоение личности? И кто же этот мистер Хайд?
— Вот этого я, к сожалению, не знаю… Пока не знаю.
Сеньор Кабрал что-то тихо сказал жене по-португальски. Та ответила ему короткой шипящей тирадой.
— Винисиуш спрашивает, будем ли мы звонить в полицию. Я сказала, что это совершенно исключено. Рая наша племянница!
Она поднялась из-за стола и стала задумчиво собирать посуду.
— Значит, вы ее психиатр… И Елена тоже психиатр… По правде, сегодня днем я думала, что вы все сумасшедшие. Одна Рая казалась нормальной.
— Я вас понимаю.
— Но вы узнаете, что за человек внутри нее, доктор Капралов? И найдете матрешку?
— Я постараюсь. Но вы должны знать еще кое-что… Даже если я и найду матрешку, обратно вы ее не получите…
— Это я знаю, — равнодушно бросила Марсела Сергеевна.
— Знаете?
— Да. Она нам не принадлежит.
Она оставила посуду и села за стол.
— Я знаю, какая это матрешка. Это не матрешка. Это яйцо Фаберже русских царей.
— Но откуда?
— Я всегда знала. От папы. А он от своих родителей.
— Но Татьяна Петровна не знала…
— Когда их всех разлучили, она была слишком маленькая, ей незачем было знать. А когда мы встретились, я не сказала. Понимаете, это было не важно. Прошлое царской матрешки не имеет отношения к нашей матрешке. Для моей семьи ее история началась в тот момент, когда бабушка с дедушкой раздали ее своим детям — тете Тане, моему отцу и остальным. Дядя Иван тоже знал. Вы знаете про дядю Ивана?
Капралов кивнул.
— Он завещал свою матрешку музею.
— Да, он хотел ее вернуть государству, но ее могли узнать и начать искать остальные. Он не хотел решать за нас. Поэтому он вернул, но написал никому не показывать. — Она взяла ближний к себе бокал и отпила вина. — Я все еще не могу поверить, что он это сделал! Он измазал… Он измазал всю стену и вытер свою… он вытер ее Шопеном! Бедный Шопен!
— Так они обычно и делают… — кротко согласился Капралов.
— Интересно, успел ли он помыть руки? Да не смотрите вы на меня, будто в доме покойник!
Несколько секунд она сдерживала спазм, но выражение капраловского лица окончательно нарушило равновесие. Заливистый смех заполнил комнату. Сеньор Кабрал наконец понял хоть что-то и тоже заулыбался.
— Простите! Но неужели вам не смешно? Знаете, о чем я жалею? Если я расскажу коллегам, они мне не поверят! Что профессор Вольнолюбов… Они будут смотреть, как я сегодня днем смотрела на вас! Ну, хватит, хватит уже!
Она прошла в соседнюю комнату, села за рояль и заиграла, но на этот раз одной рукой, а не четырьмя, какого-то бразильского чижика-пыжика.
Сыграв несколько тактов, она подошла к Раисе, погладила ее по голове и вернулась за стол.
— Спрашивайте, — сказала она, закурив. — Вы же за этим приехали. Только если попробуете мою еду.
Капралов смешал фейжоаду с рисом и начал есть.
— Ваш отец не говорил, как матрешка оказалась…
— …у бабушки с дедушкой? Да-да, говорил. Дед получил ее на экспертизу или на реставрацию, я наверное не помню. Он был заместителем министра культуры во Временном правительстве. Когда большевики устроили переворот, начали грабить музеи и Зимний дворец, он оставил матрешку у себя. Он думал, что на время. А потом они начали все продавать за границу, и он оставил ее навсегда. Он хотел ее сохранить. Они продавали золото и бриллианты, а не искусство. Деревяшку с царским орлом они бы уничтожили.
Ее муж поднялся, объяснил, что ему рано вставать, и ушел в направлении спальни.
— Не очень приятный вечер… — пробормотал в пустоту Капралов. — Мне очень жаль.
— Не извиняйтесь. Ему с нами скучно, ведь он ничего не понимает.
— А как получилось, что вы так хорошо говорите по-русски?
— Папа учил меня. Вы хотите что-нибудь выпить?
Капралов покачал головой.
— Он брал меня в русские дома и в церковь. Он хотел, чтобы я говорила на его языке. Но мой язык все равно португальский. Мои дети по-русски знают лишь несколько слов.
— А можно спросить, как он вообще попал в Бразилию?
— Как сюда попадали после мировой войны… Бежали. Одни от своих, другие от чужих, но все бежали от наказания. Он почти мальчиком попал в плен, выжил, но после войны американцы хотели отдать его в Россию. Тогда он убежал. Вы знаете, что у вас делали с теми, кто попал плен?