– Задира с рубцом теперь уставился на Карадока с Гвалчмаем.
– Откуда вы? – спросил он.
– С юга, – ответил Карадок.
– Ты белы, а?
Карадок кивнул.
– То-то рыбой завоняло.
Его приятели захохотали, Карадок покраснел, но заставил себя отвести глаза от задиры.
– Как-то я поимел женщину бельгов, – продолжал Рубец. – Брала она медяк. И была очень на тебя похожа. Может, она тебе матерью доводится?
Гвалчмай перегнулся через стол и вцепился Карадоку в плечо, а воин ухватился за меч.
– Может, и доводится, – негромко сказал Гвалчмай. – Помнится, ей нравились скоты.
Рубец вскочил со скамьи.
– Не стоило бы задираться в чужих краях.
– Так уж я воспитан, – сказал Гвалчмай, плавным движением поднявшись со скамьи. – Меня учили всегда затыкать пасть тявкающей собачонке.
Железные клинки с шипением вырвались из ножен.
Гвалчмай опрокинул стол и отскочил вправо, обнажив свой гладий. Карадок, выставив меч перед собой, шагнул влево.
– Вшестером на двоих, – ухмыльнулся Гвалчмай. – Чего же еще ждать от бригантов?
– Цель битвы – победа, – объявил Рубец. Глаза у него блестели, лицо налилось кровью.
Левая рука Карадока метнулась к поясу, сжала рукоятку тяжелого кинжала, и в тот миг, когда бриганты были готовы атаковать, кинжал просвистел в воздухе и вонзился в горло Рубца под подбородочным ремнем его бронзового шлема. Верзила рухнул с булькающим криком, а Карадок с Гвалчмаем ринулись на его товарищей, рубя наотмашь.
Викторин выругался, выхватил гладий из-под одеяния, прыгнул к дерущимся и погрузил лезвие в спину коренастого бриганта. Харчевня содрогнулась от какофонии боя – железо гремело о железо, железо с чавканьем погружалось в плоть. Через несколько секунд все было кончено. Викторин сразил двоих противников, как и Гвалчмай. Карадок разделался со своим и опрокинулся на пол. Викторин упал рядом с ним на колени, в отчаянии глядя на меч, торчащий из живота бельга.
– Думается, он меня прикончил, – пробормотал Карадок, скрипнув зубами от боли.
– Боюсь, что так, – печально согласился Викторин.
– Оставьте меня тут. Мне надо о многом поразмыслить.
Викторин кивнул.
– Ты был хорошим товарищем, – сказал он.
– Ты тоже… для римлянина.
Гвалчмай спросил:
– Могу я чем-нибудь помочь?
– Можешь позаботиться о моей женщине, Гвалч.
Она опять в тягости. Ты можешь… – Глаза у него помутнели, в горле заклокотало.
Гвалчмай выругался.
– По-твоему, они смекнули, кто мы?
– Может быть, – ответил Викторин. – Но скорее все сводилось к британской склонности разжигать племенную рознь. Пошли. Нам надо торопиться.
– А до Стены Адриана еще далеко?
– Слишком далеко. – Разве что боги будут к нам благосклонны.
Обескураженное лицо брата, когда они направились через мощенный булыжником двор к казарме дружинников, вызвало у Кэля усмешку.
– Дернуло же тебя упомянуть про Меч, – сказал он с высоты своего роста.
– Давай-давай, злорадствуй, Кэль! Но что я видел, то видел. Когда он швырнул Меч за кромку льда, из воды поднялась рука и опустилась с ним под воду.
– Как же, как же, братец! И была это рука мужчины?
– Смейся сколько хочешь. Руку видели еще двое, пусть и не ты.
– Я наносил последний удар по шее римлянина, и мне некогда было глазеть по сторонам, – огрызнулся Кэль.
– Удар сзади, как я заметил. Хоть он остался безоружным, у тебя недостало смелости напасть на него спереди.
– Кто бы говорил о смелости! – язвительно усмехнулся Кэль, остановившийся перед дубовой дверью казармы. – Где сам-то ты был? Ни единого удара не нанес.
– Я полагал, что восемнадцати против одного достаточно, чтобы придать храбрости даже тебе, Кэль.
– Овца трусливая! Можешь блеять сколько хочешь! Но что-то я не слышал, чтобы ты подал голос против, когда отец рассказал о том, что задумал.
– Только исполнено это было по-подлому. Такое убийство чести не приносит. И клянусь всеми богами загробного мира, погиб он достойно. Даже ты должен признать это!
– А по-твоему, у него был выбор? Даже крыса Дерется, если загнать ее в угол.
Кэль отвернулся от брата и вошел в тускло освещенное помещение казармы, чтобы поговорить с Алантриком. Морет зашагал обратно через двор в свои покои к своей молодой жене Альхиффе. Она была темноволосой, темноглазой, и с каждым днем страсть Морета к ней становилась все сильнее. Он не хотел жениться на сакской девушке и спорил с отцом до поздней ночи, хотя и знал, что в конце концов уступит. И уступил.
Тайная помолвка была заключена, и он отправился на корабле за своей невестой вдоль побережья до земель, которые теперь назывались Южной Саксонией. Ее отец встретил его в проливе вблизи Андеридского леса и сопроводил в длинную залу знакомиться с невестой.
Сердце у него наливалось свинцом, пока она не вошла в залу, а тогда… чуть было не остановилось. Как зверь-варвар вроде Хенгиста мог стать отцом подобной девушки? И когда она приблизилась к нему, он в нарушение всех обычаев склонился перед ней. Если ее это удивило, она не подала и виду. И он не позволил ей опуститься перед ним на колени.
– Тебе никогда не придется стоять передо мной на коленях, – шепнул он.
И сдержал слово, чем совсем поразил Альхиффу: она ведь столько наслышалась от отца об этой семейке предателей.
«Не бойся, – обещал он ей в утешение. – Через год-другой я войду с войском в Дейчестерскую крепость, и тогда мы найдем тебе хорошего мужа».
И вот теперь Альхиффа не знала, так ли ей уж хочется, чтобы отец явился за ней на север. Могучим мужчиной ее муж не был, хотя и никак уж не слабым.
Зато он был нежным, любящим и пробудил в ней чувство, близкое к любви. И когда он теперь вошел в покой она заметила, как его обычно грустное лицо озарилось почти детской радостью. Он схватил ее в объятия и поднял высоко-высоко.
Она обвила руками его широкие плечи и коснулась губами щеки.
– Я совсем истосковался без тебя! – сказал он.
– Лгун! Тебя не было меньше часа.
– Нет, правда! Клянусь!
– Что говорил твой отец?
Он пожал плечами и поставил ее на пол. Лицо у него вновь стало грустным и потерянным.
– Мне тяжела его жадность к власти. И брат не лучше… если не хуже. Знаешь, Аврелий Максим был вовсе не плохим верховным королем.
– Мой отец всегда отзывался о нем с уважением.
– И тем не менее твой отец стал пособником его убийства?
Она увлекла его к оконной нише и села рядом с ним на согретую солнцем скамью.
– Верховный король стал бы при случае пособником убийства Хенгиста, хотя не сомневаюсь, что он уважал моего отца. Еще не бывало правителя с чистыми руками, Морет. Ты слишком уж совестлив.
Он улыбнулся и стал таким немыслимо юным, что она зажала его лицо в ладонях, поцеловала обе щеки, подернутые легким румянцем, провела пальцами по длинным белокурым волосам.
– Ты дал мне счастье, и я молю Одина, чтобы он ниспослал тебе достойную награду.
– Награды лучше тебя не может быть ни для кого.
– Ты говоришь так теперь, юный принц, но что ты скажешь, когда моя красота увянет?
– Спроси меня об этом через двадцать лет. Через тридцать. Через сорок. Через сто лет!
Ее лицо омрачилось.
– Не загадывай наперед, Морет, любовь моя. Кто знает, что нам готовит будущее?
– Вздор! Не смотри так грустно. Обещаю, наше будущее будет золотым.
Альхиффа притянула его голову к себе на грудь и поглаживала белокурые волосы, а ее небесно-голубые глаза были устремлены на юг. Она увидела трех скачущих всадников, и каждый держал в руке отрубленную голову. Они приближались на фоне неба к окну, где сидела она. И небо потемнело, позади них зазмеилась молния. Их лица ей не были видны, она не смотрела на отрубленные головы, замкнула от них внутреннее око, но услышала зловещий хохот, когда они проскакали мимо. Вестники Одина, Вороны Бури язвили ее предчувствием неотвратимой беды.