Государь, увидев духовенство, спешился и, приложившись к вынесенной ему иконе, долго и усердно молился, а вместе с ним и все его воинство, а также и весь встречающий люд. Бояре тоже молились, мелко крестясь и перешептываясь между собой.
– Ишь ты, мир заключил, – негромко, но так, что многие расслышали, буркнул князь Лыков, – а думу-то боярскую и не спросил.
– Ничто, – тут же отозвался Черкасский, – он еще найдет, что спросить… и с кого!
Многие из присутствующих про себя поежились, иные ухмыльнулись, но вида не подали ни те ни другие, продолжая стоять с постными лицами.
– Что-то Михальского не видно, – озабоченно спросил Романов. – Где его, антихриста, носит?
– Кто знает, – с деланым сочувствием отозвался Хованский, – может, он уже у тебя на дворе?
– Чего это вдруг? – испугался боярин.
– А кто до бунта допустил?
– А чего это я допустил! – окрысился тот. – Я наоборот, сразу же людей поднял и посек бунтовщиков…
– Надо было Пронского вместе с людишками его – имать, и в железа́, а то они языками трепали, да до греха-то и довели народ.
– Так посадили под арест князя Петра…
– Поздно посадили! Вон сколько беды от их болтовни приключилось. Я чаю, за Лизку Лямкину с дочкой государь спросит.
– Вельяминов чего-то волком глядит…
– Твой бы терем подпалили – ты бы еще не так глядел.
– Думаешь, знает уже?
– Уж конечно, нашлось кому доложить.
– Да ведь потушили терем!
– Так то стрельцы потушили, когда бунтовщиков от слободы отогнали, а не ты. А уж куда его сестра делась – и вовсе никто не ведает.
– Ой, беда-то какая…
Закончив молиться, я встал и направился к стоящим кучкой думцам. Те, ни слова не говоря, повалились в ноги и уткнулись бородатыми рожами в землю. Стоящий рядом Никита, казалось, был готов кинуться на них с саблей, но сдержался. За спинами бояр выросли стремянные стрельцы во главе с Анисимом, и лица их не выражали ничего доброго.
– Встаньте, – коротко велел я.
Бояре стали подниматься, причем одни, не чуявшие за собой особой вины – сразу же, другие еще бы повалялись, пережидая царский гнев. Дождавшись, пока все встанут, я спросил:
– Ну, рассказывайте, что у вас тут приключилось?
– Виноваты кругом, государь, – выступил вперед Черкасский, – недоглядели. Ратники побитого Пронского как в Москве появились, так стали кричать, сукины дети, что иноземцы тебя предали, оттого и замятня приключилась. Одни сдуру на Кукуй напали, других нечистый на Стрелецкую слободу понес.
– Иноземная слобода стенами огорожена, – сумрачным голосом заметил я.
– Так ее и не взяли, – вступил в разговор Романов. – Сначала стража отбилась, а потом и мы на помощь подошли.
– А…
– То в городе приключилось, – со вздохом ответил боярин на мой невысказанный вопрос. – На карету их напали. Видать, по должникам ездили.
– Девочку нашли?
– Нет, государь, ищем покуда.
– Так зачинщик – Пронский?
– Нет. Он как узнал, что бунт приключился, тоже со своими людишками бросился с бунтовщиками биться, да только поздно было уже.
– А кто?
– Ивашка Телятевский, чтобы ни дна ему, ни покрышки!
– Нашли?
– Прости, государь, как сквозь землю провалился, проклятый.
– Не вели казнить, государь, вели слово молвить, – выступил вперед Лыков.
– Говори, Борис Михайлович.
– Моя то вина, – скорбно вздохнул князь. – Упустил главного супостата.
– Как так?
– На двор его напали тати, – пояснил Черкасский. – Большая драка была! Всех татей посекли, а главарь утек.
– Племяша моего, молодого князя Щербатова, едва до смерти не убили, – снова подал голос Лыков.
– А что это он не в полку был?
– На линию его посылали по службе, – тихо сказал мне Никита, несмотря на горе, ничего не забывающий и не упускающий. – Как вернулся, полк уже в походе был.
– Что до твоего терема, Никита Иванович, то его стрельцы отбили и пожечь не дали. А вот где твои домашние укрылись, пока не ведаю.
В принципе, если не считать нескольких мелких деталей, обо всем произошедшем я уже знал. Кто-то умело воспользовался паникой, возникшей после прибытия беглецов из полка князя Пронского, и спровоцировал бунт. Иноземцев в Москве никогда особенно не любили, а уж после Смуты тем более. Так что призыв: «Бей немцев!» упал на благодатную почву. Как это обычно бывает в таких случаях, сначала оставшиеся ведать город думцы впали в ступор, но затем пришли в себя и стали действовать. Взявшие на себя руководство Романов с Черкасским подняли оставшихся стрельцов с немногочисленными поместными и разогнали толпы бунтовщиков, после чего занялись сыском. Так что волнения довольно скоро прекратились, но вести о них распространились и едва не привели к печальным последствиям. Впрочем, взяв ситуацию под контроль, бояре тут же уведомили об этом меня, и на переговорах с поляками это никак не отразилось. А возвращение в Москву отбитых у врага наших пленных окончательно принесло успокоение в сердца и мысли столичных жителей. Но все же меня не отпускала мысль, что есть во всей этой истории какая-то недоговоренность. Какая именно, я еще не знал, но был уверен, что рано или поздно все равно докопаюсь до истины.