– Вот оно как: попал ты в гонцы на старости лет… Ну и что тебе велел царь православный? С добром послал али с худом?
– К тебе – с добром, – не смутился тот.
– Ну говори, коли так.
– Великий государь жалует тебя и просит обид не помнить, а служить верно и ревностно.
– Об том Иван Федорович мог бы и не беспокоиться…
Мелентий меж тем вытащил из сумы небольшой сверток и протянул его князю. Затем, видя, что тому трудно, развернул его и, достав искусно сделанный ларец, подал прямо в руки воеводе. Пожарский, осторожно открыв крышку, вытащил наружу золотую цепь с большим медальоном.
– Ишь ты, – подивился он на затейливую работу, – а что это?
– А ты посмотри на медальон.
Князь пригляделся и увидел, что там весьма искусно изображен государь в доспехах и с мечом в руке, а в небе над ним – ангелы с трубами. Отделанный золотом портрет обрамляли по краю драгоценные самоцветы.
– Государева парсуна? – недоверчиво спросил Дмитрий Михайлович.
– В неметчине таковые жалуют только славным великими победами воеводам в знак монаршей милости и благодарности. Гляди дальше: в ларце еще грамота царская – со многими похвалами тебе за прежние службы и в чаянии новых.
– Война будет?
– А она разве кончалась? – вопросом на вопрос ответил Мелентий.
– А как же посольство, что давеча проезжало в Литву? Или… погоди-ка, сначала посольство, а ты следом… хитро!
– Латиняне тоже хитры. Слышно, что королевич войско собирает.
– Пустое! Мне доносили, что едва войско собралось, добрую половину его пришлось к турецкой границе отправить.
– Хорошо, коли бы так. А только ляхи сильны, и не одно такое войско могут выставить.
– Это верно, только Смоленск им не взять, а там и мы соберемся с силами.
– Дай-то бог! Только случиться может всякое, а ты к Смоленску ближе всех – тебе его и выручать в случае чего.
– Скажи государю, чтобы об этом не беспокоился. Я свое дело знаю!
– А хвори твои?
– Придет время за саблю взяться, так и хворь отступит!
Едва Мелентий вернулся из города, Михальский велел своим людям собираться, и вскоре только лошадиные следы да пепел кострищ в ближайшем овраге напоминали о том, что здесь стояли ратники.
Хоть и нелегко поначалу давалась служба княжичу Дмитрию Щербатову, но со временем обучился он драгунской науке. Капрал Васька Лопухин, прежде рычавший на новика, аки Змей Горыныч, наказывал его все реже, а иной раз и хвалил. Впрочем, начальным людям в последнее время и без него было много мороки. Люди в полк все прибывали, всех надо было обучить, а службы никто не отменял, потому приходилось им буквально разрываться на части. Поскольку Щербатов был довольно искусным наездником, ему вскоре доверили руководить новобранцами в выездке. Против обыкновения, Дмитрий не стал чиниться и с усердием взялся за дело, а поскольку совсем уж неумех в драгуны не брали, то получалось у него хорошо. Посмотрев на старания княжича, Панин хмыкнул и коротко приказал: «Кто везет, тех и грузить!»
После этого дел у молодого человека сразу прибавилось, но, как ни странно, они пришлись ему по душе. В самом деле, быть начальным человеком всегда лучше, чем подчиненным, а командовать легче, чем исполнять. Так что Щербатов с удовольствием учил других тому, что хорошо умел сам, нет-нет да и прикидывал, скоро ли его сделают капралом. А уж когда его поставили старшим дозора, так княжич засветился, будто новенький алтын, что только из монетного двора. Да и то сказать: разве плохо гарцевать на горячем коне в ладном кафтане на зависть всем добрым людям? И вот тут-то подстерегла молодца беда.
Поначалу все было хорошо, княжич и его люди чинно объезжали улицы, приглядывая за порядком и подмигивая глазеющим из-за заборов девкам. Никакой татьбы или иного воровства в тот день не случилось, и Дмитрий готовился уж скомандовать ехать к приказной избе, где служивых должны были покормить, как вдруг екнуло сердце молодецкое. По улице шла горожанка, встреченная им на торжище в самый первый день, как приехал он в Москву. Красота незнакомки так поразила его тогда, что готов был побежать за ней на край света, если бы поманила. А потеряв из виду, до того закручинился, что и спать ночью не мог. И вот теперь девушка шла, погруженная в свои мысли, и не сразу заметила, что ей преградил дорогу своим конем драгун.
– Здравствуй, красна девица, – громко поприветствовал ее Щербатов, приосанившись.
– Не балуй! – воскликнула от неожиданности незнакомка, едва не налетев на него, – чего удумал, окаянный, людей пугать!
– Что же ты, красавица, такая неласковая, – покачал головой Дмитрий, – даже здороваться не хочешь!