Что поделаешь, уж больно она была похожа на ту Алену из моей прошлой-будущей жизни, которую я так безнадежно любил. Та девчонка и без того не была гадким утенком, а теперь и вовсе превратилась в прекрасную лебедь. Русские наряды не слишком подчеркивают женскую фигуру, но даже в них очевидно, что сестра моего окольничего великолепно сложена. Черты лица ее обладают необыкновенной прелестью, а кожа совершенно не нуждается ни в белилах, ни в румянах. Это, кстати, очень хорошо, потому что косметика в этом времени – просто оружие массового поражения по вредности… А что не смогли изменить прошедшие годы, так это характер боярышни. Каждый раз вспоминая, что она устроила драгунам на рынке, мои губы растягивает улыбка. И достанется же кому-то такое «счастье»!
Помню, Никита рассказывал мне еще в далеком двенадцатом году, что его сестре кто-то нагадал, будто я ее суженый, и она, при всей своей независимости и дерзком нраве, отнеслась к этой ерунде совершенно серьезно. Впрочем, эта блажь конечно же давно прошла, а Никита наверняка подыскивает сестре хорошую партию среди родовитых людей, и как только найдет, сразу же выдаст замуж. Спрашивать у девиц их согласия на брак никому и в голову не приходит, и, полагаю, мой окольничий тут не исключение. Странно, но мысль о том, что я был предметом девичьих грез у Алены, показалась мне очень приятной, а то, что ее выдадут замуж – наоборот, грустной. Наверное, я все-таки старею и становлюсь сентиментальным.
– Спасибо, красавицы, за пение, – похвалил я девушек, – порадовали. Машка, иди поцелую, да спать пора ложиться.
Та не заставила себя просить дважды, и тут же вскочив, с удовольствием подставила щечку. Осторожно поцеловав егозу, я ласково потрепал ей волосы.
– Совсем большая уже стала, того и гляди просватают. Позовешь хоть на свадьбу-то?
– Ты мне, царь-батюшка, сначала принца обещанного найди, а за свадьбой дело не станет! – со смехом заявила маленькая оторва, а затем, лукаво улыбнувшись, добавила: – А почто только меня целуешь? Девочки тоже старались!
– Машка! – едва не прикрикнул от неожиданности Анисим.
– Эх, Марьюшка, – засмеялся я в ответ, – да на что я им нужен со своими поцелуями, такой старый?
– Ну, Глашке, может, и старый… – задумчиво протянула она. – А Аленушке – в самый раз!
«Вот же паршивка!..» – подумал я со смехом и шагнул к девушкам. Поцеловав одну за другой в лоб и перекрестив, я пожелал всем спокойной ночи и пошел в горницу, где для меня была приготовлена постель. Уже выходя, я услышал ехидный возглас Машки: «А почему вас не в губы»? – и злобное шипение Пушкарева: «Выпорю»! – Припомнив красиво очерченные губы цвета спелой вишни у Алены и Глаши, я подумал, что мысль не так уж и дурна.
Ночь пролетела быстро; казалось, только сомкнул глаза – и вот уже первые петухи кричат. Быстро поднявшись, я шагнул к двери и, к своему удивлению, нашел у нее вместо дежурного спальника Никиту Вельяминова. Окольничий устроился на брошенном поперек пола бараньем тулупе, перегородив своим массивным телом вход. Вместо положенной «по протоколу» сабли, рядом с ним лежала плеть, но этому медведю и оружия не надо, он кулаком лошадь с копыт сбить может. Подивившись, что мой ближник столь неудобно заночевал, я осторожно переступил через него и направился во двор. Там уже вовсю суетились холопы и ратники охраны, встретившие своего царя глубокими поклонами. Закончив с утренними делами, я велел одному из них полить мне из ведра. Только что набранная колодезная вода отлично освежила, а вот более-менее чистого рушника, чтобы вытереться, у холопов под рукой не оказалось. Мои свитские, похоже, дрыхли без задних ног. Поливавший мне воду принялся голосить, зазывая некую Маланью, но я велел ему заткнуться:
– Тихо ты, анцыбал, хозяйку разбудишь.
– Да что ты, царь-батюшка, – зачастил тот, – они с господином стрелецким полуголовой и его дочками к нему ночевать ушли!
– Эва как! А ты почем знаешь?
– Так слыхал, как господин ей велел.
– Чудны дела твои, господи!
В этот момент во двор высыпали мои свитские во главе с Никитой, очевидно, разбуженные громогласным холопом.
– Проснулись, родненькие? – поприветствовал я их. – А я хотел уж кричать: вставайте, графья, нас ждут великие дела!