– Не гневи Бога, Семен, Прошке-то весь бок пропороли. Сейчас лежит в беспамятстве, того и гляди богу душу отдаст!
– Вот-вот, оно ему все одно без надобности… – пробурчал стрелец и с надеждой посмотрел на приятеля. – Слышь, Игнат, ты бы попросил у артельщика?
– Ополоумел? В походе за пьянство и повесить могут!
– Так то здорового, а я хворый.
– А Пушкареву без разницы, какой ты!
– Это верно, – пригорюнился чернобородый. – Ну и ладно, не помру как-нибудь. Чего нового-то слыхать?
– Да чего тут нового, – пожал плечами Игнат, – побили маленько ляхов, да и удираем. Драгуны остались их задержать елико возможно, да потом нас догонят.
– Немецкие драгуны или русские?
– Панинские.
– Понятное дело – православных не жалко…
– Тьфу на тебя! Хотя слушай… сказывают, один рейтар из московских жильцов поймал ляха, а тот оказался девкой!
– Иди ты!
– Вот тебе крест.
– И чего?
– Да ничего, ее государь увидал и захотел выкупить, а тот ни в какую! Женюсь, мол, на ней, и все тут!
– А царь чего, неужто зарубил?
– Кого зарубил? – изумился Игнат.
– Как кого, жильца!
– Да господь с тобой, не стал он его рубить.
– Но девку отобрал?
– Зачем отобрал? Она сама с ним поехала, а государь рейтару свою шапку пожаловал.
– Ишь ты, – озадаченно покрутил головой стрелец, а потом, тряхнув головой, заявил: – Честь та велика, а деньгами все одно лучше!
– Я тоже думаю, что лучше деньгами получить, чем на латинянке жениться.
– Ага, особливо после царя.
– Ты о чем это?
– А ты думаешь, она ему для чего занадобилась? Царица не едет, Лизка в Кукуе осталась, беса тешить-то и не с кем.
– Тьфу ты, прости господи! Ну тебя, Семен: доведешь когда-нибудь до греха.
Между тем девушка, о которой они говорили, тряслась в седле посреди царских телохранителей. Панна Карнковская после всех приключений чувствовала себя совершенно разбитой и готовой вот-вот упасть. К тому же у бедняжки со вчерашнего вечера не было во рту даже маковой росинки, и она ужасно хотела есть. Но попросить окружавших ее суровых ратников не позволяла гордость, а пленивший ее герцог, казалось, совсем позабыл о бедной Агнешке. «Прежде он был совсем не такой…» – невольно подумала она, припомнив взятие Дерпта. Город тогда был захвачен, прислуга в ужасе разбежалась, а Иоганн Альбрехт вдруг сам встал к плите и приготовил завтрак для себя и своих людей, не забыв пригласить к столу своих пленников Карнковских. При этом он шутил, рассказывал занятные истории и вообще был очень мил. Потом он добился, чтобы в Дерптский замок приехала ее тетя, и честное имя Агнешки не пострадало. Боже, были же времена, когда у нее было честное имя! Но почему он тогда отверг ее любовь?
Когда войска, наконец, остановились для привала, девушка была на грани обморока. Кое-как соскользнув с седла, она сделала несколько шагов и в изнеможении опустилась на траву. По-прежнему окружавшие ее русские ратники продолжали смотреть на нее с подозрением, как будто опасались какого-то злого умысла, но у нее уже не было сил обижаться.
– Вы голодны? – раздался негромкий голос совсем рядом.
Агнешка хотела было гордо отказаться от подачки, но смогла лишь измученно кивнуть. Человек, спросивший, хочет ли она есть, тут же сунул ей в руки кувшин с парным молоком и краюху хлеба. Господи, ей приходилось бывать на пирах у королевича и самых знатных магнатов Речи Посполитой, но никогда она не ела ничего более вкусного!.. Ожесточенно вгрызаясь в черствый хлеб и жадно запивая его молоком, девушка мгновенно, как ей показалось, покончила с предложенной ей пищей. Закончив есть, она подняла глаза и увидела, что Иоганн все это время внимательно наблюдал за ней. Внезапно Агнешке стало ужасно стыдно, что она ведет себя при нем как последняя мужичка. Однако в глазах герцога не было ни малейшей насмешки, а скорее сочувствие.
– Прошу простить меня за проявленную невнимательность, – мягко сказал я ей. – В походе мы обходимся самой простой пищей, которая была бы слишком груба для вас. Но скоро будет готов ужин, и я прошу вас оказать мне честь…
Девушка рассеянно слушала, что он говорил, не слишком понимая смысл слов; очевидно, надо было что-то ответить, и она собралась с силами, но покачнулась и, так ничего и не сказав, растянулась на земле.
– Сомлела девка, – сочувственно прогудел Вельяминов, – умаялась.
– Не похоже, – покачал я головой в ответ, – где О’Коннор? Кажется, у нее обморок.
– Известно где, раненых пользует.
– Он ведь не один? Пусть хоть помощника какого пришлет…
Похоже, у Никиты на этот счет было свое мнение, но перечить он не стал и послал одного из свитских за лекарем.