Коронный Наследник произнёс: — Должно быть, вы обшарили до дна сундучок моего Старикана, чтобы найти такие древние фигли-мигли. Окажись тут все эти короли, думаете, кто-то из них подчинился бы такому?
— Нет, — отвечал Эстерхази, — но тут оказались констебли и они подчинятся.
Так и случилось. Так они и сделали. Эта старинная должность, эти, вечно чему-то молча ухмыляющиеся служители графских конюшен, чьи обязанности теперь в основном ограничивались розысками потерянного, отбившегося или похищенного скота; эта старинная должность всё ещё считалась чиновничьей. Нескладные, косматые, топорные, дикого вида, замурзанные, с незатейливой служебной кокардой на нарукавной ленте, они передавали этот, чрезвычайно странный документ, из рук в руки; и те, кто умел читать, зачитывали его тем, кто не умел. Каждый раз указывая на печать. Каждый раз указывая на подпись.
И они всё выходили и выходили из леса. И понемногу они перекрыли весь путь. И понемногу Коронный Наследник сник. Его бравада и самоуверенность испарились. Так далеко его завели лишь юность, храбрость и страсть. Возможно, ему удалось бы, откажись он от сумасбродной затеи с маскировкой. Возможно, ему удалось бы, даже прибавив к сумасбродной затее безрассудство ложной дипломатической неприкосновенности.
С другой стороны, возможно и не удалось бы.
Быть может, на других пограничных пунктах, переездах, конечных станциях, никто и слыхом не слыхивал про Великого Могола; увидев дипломатическую печать, они просто пропустили бы багаж и его хозяина на территорию другой страны. Но тут…
Именно тут — лишь тут — и только тут, про него очень даже слыхали. То есть, не про него самого — последнего, умершего (после Мятежа сипаев) в убожестве и изгнании — но про его предков. Бабара? Акбара? Ну, в любом случае — Тамерлана. И Чингисхана.
И Чингисхана.
Что-то в последнем имени зацепило ум Эстерхази. Такое, но не в точности такое. Не было ли у него других форм? Разумеется. Цингис-хан — ему определённо где-то такое попадалось. Но это не то. Мелькнула вспышка озарения. Хингис-хан. Хорошо. И что из того?
Старина Рыжий. Вот оно. Эстерхази ошибался, посчитав это прозвищем Барбароссы. Вот, где он должен был идти, то есть Старина Рыжий… нужно знать горные перевалы, если хочешь перевести армию здесь… Хорошо… Эта прописная истина могла стереться в Восточной Европе, где когда-то ждали нашествия Золотой Орды. Но здесь эта прописная истина не стёрлась. И именно сюда заявился Август Сальвадор со своей несуразной «дипломатической неприкосновенностью» (скорее всего купленной его камердинером у камердинера еле стоящего на ногах Джем Джема Сахиба).
Грубые, архаично выглядящие и архаично думающие сельские констебли мрачно взирали на бедного, сбитого с толку, прогуливавшего школьные уроки Наследника.
— Монголы не пройдут, — сказали они.
Ещё долго после того, как Эстерхази вымолвил набившие оскомину, затасканно-сатирические слова — указав на фон Штрумпфа и Штрувельпейтера, он сказал: — Не изволите ли пройти с этими господами? — …а что ещё он мог сказать?…доктор снова взглянул на документ, запачканный честной грязью с грубых и мозолистых рук захолустных констеблей, последний из которых, прочитав, передал бумагу ему. Он посмотрел на печать. Она что-то значила для этих диких людей. Но для Эстерхази она не значила ничего. А подпись? Опять-таки — она много значила для людей этих полузатерянных, глухих гор, где прошлое жило, а настоящее ещё не появилось на свет; значила ли она что-нибудь для него, Энгельберта Эстерхази, Доктора Того и Доктора Сего?
Он проследил пальцем большие старинные буквы. Йохан Попофф. Хорошо, значит…
Не совсем так. Он прочитал то, что ожидал прочесть, а не то, что действительно было написано. Там стояло:
Йохан Поп
Йохан Поп, вот как на самом деле читалась подпись. Иными словами, словами, которые и озадачивали, и проясняли — Иоанн Пастырь. Теперь доктор понял, кто проводил в часовне тайное причастие; эту необычную божественную литургию или мессу.
— Энгельберт, мы ждём, — позвал кто-то из кареты.
Этот род «был с давних пор»? О, да, был. Он действительно был тут с давних пор. Действительно, с очень давних. «Потомок Его Преподобия»? Будьте уверены. Мог он тайно проводить божественную литургию, предлагать гостям полную волю в своём царстве? Конечно. Будьте уверены. Он был вправе. И он, и его люди до сих пор несли стражу против монголов. Иоанн Пастырь. О да.