Ночь одна. Всю подушку исплакала. Появился только перед самым рассветом. Вот перед глазами и его виноватый взгляд, сменяющийся яростью. И его злое: «Уходи!».
А дальше только обида и ярость. Яркими вспышками: ругань с матерью, да злые слова отцу. Так ведь и осталась одна одинешенька. Стали мысли плохие появляться все чаще и чаще.
И тупая боль в груди. Глаза полные слез.
***
Шувани только качнула головой, отгоняя тяжелые воспоминания:
- Обиделась! Ой, как, обиделась! Грешна! На весь свет обиделась!
- Вот! - в шелестящем голосе явно слышалось торжество, - теперь ты поняла, почему я выгнал дочерей?
- Нет, - улыбнулась она, - так и не поняла!
Светлое легкое облачко снова сгустилось, и образ старого цыгана стал еще призрачней. И только тихий звук раздавался рядом.
Шувани напрягла слух, звук был странный, легкий, звенящий и до боли знакомый. Она чуть развернулась к Царю Туманов и тут же звякнули браслеты на руках.
Так вот что это за звук. Да. Она помнит его.
***
Легкий перезвон метала и лепет ее малыша.
Да. Тогда, после предательства мужа, только одно спасло ее - долгожданный сынок под сердцем. Да недолго радовалась. Чем старше становился сын, тем сильней боль. Вот сидит малыш, ее браслеты перебирает и гулит. А в каждом звуке его голоса - мужа голос! Его улыбка! Его взгляд! И сердце замирает, так сильно, что хоть вой! Нестерпимо было видеть. А сын свои ручки протянет к ней, обнимет и все проходит.
Время бежало, сын рос, все больше становясь похожим на бросившего ее мужа. А когда первый раз в руки скрипку взял, так вообще пришлось в лес уйти.
Вот стоит она у высокой сосны, обнимает руками крепкий ствол и только слезы текут по щекам. И тут как тут шелестящий голос в голове: «Привет будущая шувихани!». Оглянулась она тогда, слезы вытерла со щек, да поздоровалась с Царем Туманов. Стоял тогда старый цыган, окутанный дымкой, и улыбался:
- Ну, что? Теперь то, понимаешь меня?
Тут же Сарру пронзило понимание, и воскликнула она:
- Нет! Ни когда!
И гордо выпрямившись, ушла к сыну.
***
- Да, - грустно улыбнулась старая шувани, - как ты мог подумать, что я сына брошу? Ты Царь Туманов, хоть и бог, но дурак и болван.
- Не зарывайся ведьма!
Враз туман сгустился так, что дыхание у старой шувани остановилось, в глазах потемнело, и она стала сползать с поваленного дерева.
- Бабушка! Бабушка!
Раздался рядом голосок.
Сарра смогла вдохнуть, сердце гулко отзывалось в ушах, а маленькие ручки обнимали за шею.
Пелена с глаз спала и шувани увидела совсем рядом черные глазки внука.
- Гожо! Внучек!
- Бабушка! – малыш ладошками обнял Сарру за щеки и серьезно спросил, - что за старый дед сидел с тобой рядом? Он тебя обидел?
И тут же его маленькие ручки сжались в кулачки.
Сарра приподнялась, снова уселась на ствол дерева, подняла малыша, усадила его себе на колени.
- Это Царь Туманов был.
- Как? Сам Царь Туманов?
Удивленные глазки с любопытством смотрели на бабушку.
- Да, малыш, сам Царь Туманов. И он не обижал меня, он себя обидел.
- Как это?
- А вот так! Из-за обиды на Царя Солнца, он выгнал своих дочерей. Ты же знаешь, мы цыгане, дорожим своими детьми.
- Как ты, мной?
- Да, мой, золотой!
… Легкий туман путался среди ветвей деревьев, скользил между корней, тянулся вдоль тропинки. Провожал. А табор, собрав весь скарб, затушив костер, медленно выезжал из леса. И только старая шувихани, сидя в покачивающейся кибитке, помахала ему рукой навсегда прощаясь.
***
Царь Солнца златокудрый, рыжий, как само солнце, ставил в загон своего любимца, огненного жеребца. Путь свой по небосклону завершил и отдохнуть пора.
Легкой дымкой Царь Туманов преградил ему путь.
- Что, брат Царь Туманов, нашел хоть бы смертного, кто поддержит тебя, да пожалеет?
Дымка медленно раскрутилась и показался Царь Туманов во всей своей красе: высокий, ладный, кипенные волосы, светлая кожа и только глаза черны.
- Все насмехаешься надо мной! - взвился бог потрясая сжатым кулаком перед веснушчатым носом брата, - лишил меня жены, дочерей!
- Ну, дорогой, - Царь Солнца улыбнулся, - вспылил, каюсь, но дочерей ты лишил себя сам!