Вода обожгла его, будто кипящая в котле смола, и он обмер, потеряв себя в глубине. Если бы Брога мог опустить голову и посмотреть в глубину реки, то изумился бы еще глубже. Ему почудилось бы, что княжич разбился об воду и рассыпался весь по дну, как рассыпается, упав с неба на реку, тень чересчур высоко летящей птицы.
Но Брога, плывя со своей кобылой навстречу княжичу, ничего не увидел, а на корабле только силенциарий Филипп Феор тревожно повел еще целой своей головой, не понимая, почему ему послышалось сразу несколько всплесков, вместо одного, и почему теперь, если верить звукам, должно всплыть сразу несколько человек, хотя нырял только один. «Так и бывает, когда отрубают голову, — подумал он. — Кровь вытекает из нее, и все звуки катятся эхом по пустым жилам от одного уха до другого, будто тщетные крики в ущельях.»
Княжич Стимар, очнувшись в глубине, с трудом собрал все осколки, чтобы понять, кто он теперь и откуда тут, у самого дна, взялся. Вода сразу вытолкнула его вверх, и он вынырнул, чуть было не столкнувшись с Брогой лоб в лоб.
Кобылица Броги испуганно покосилась на его большим глазом и зафыркала. Сам Брога тоже изумился и зафыркал под стать своей кобылице.
— Здравствуй, Брога, — сказал ему княжич. — Здравствуй, брат мой.
Брога обомлел и скрылся весь под водой. Княжич успел ухватить его за ворот и потянул наверх:
— Ты куда, Брога? За раком?
Воин замотал головой, раскидывая брызги:
— Помилуй, княжич. Тебе поклон земной. До дна как раз и будет. А ты вот не позволил.
Княжич привлек к себе друга детства и обнял его, пусть инородца, но все же своего, по племенному корню. Вода сомкнулась над обоими и понесла прочь от земли Турова рода — к морю.
Жеребенок, торопясь, семенил вниз по течению и тонко заржал, наткнувшись на непреодолимые заросли ивняка.
Далеко отстав от ромейского корабля, оба поднялись из реки, окутанные клубами пара, а когда вернулись назад по берегу, Брога вытянул из-под кустов брошенную туда раньше седельную суму и извлек из нее подбитую собачьим мехом накидку.
Княжич отстранил его руку:
— Оставь, не мерзну.
— Свет еще глубоко… А тут, низом, лихорадка часто бродит, — тихо проговорил воин, чтобы ненароком не позвать лихорадку. — Возьми, княжич, мой корзн, пока до своих не дошел. Добро заговорен. Послушай раз и молодшего.
Теперь изумился княжич. Он, сын князя-воеводы, назвал кметя, хоть и знакомого с детства, но чужеродного, братом, а тот, улучив черед, отдал ему еще большую честь, отозвавшись по-кровному — молодшим. Если б стояли оба на меже, так в единый миг затянулась бы межа у них под ногами и не раскрыть бы ее потом вновь ни сохой, ни железным плугом, хоть режь землю до самого подземного царства.
— Запомним, Брога. Разломим на двоих, — сказал княжич, посмотрев слобожанину глаза в глаза, и принял накидку.
Он не заметил, как дрогнула рука Броги, который вдруг увидел, что глаза княжича смотрят по-разному: правый глаз вроде бы ясно видел Брогу, а левый смотрел так, будто и не было перед княжичем никакого Броги, а была лишь одна пустая даль, до края которой никакой птице не долететь, не растаяв раньше в небесах.
Брога испугался, но вида не подал, а как только отвернулся от него княжич, быстро пробежал пальцами по холодным от воды ожерельям, висевшим на груди, и вычертил перед собой охранительный знак — круг, пересеченный косым крестом.
Княжич, как шел, так и шел себе — не рассыпался пучками гнилой соломы, не разлетелся вороньими перьями, не заверещал, проваливаясь в землю, захлебываясь ею и цепляясь за кочки огромными синими ногтями, какие вырастают у заложных мертвяков. Даже не запнулся ногой.
«Помстилось», — легко вздохнул воин и, поспешив взобраться первым на береговую крутизну, подал княжичу руку, а уж потом вывел за поводья наверх и тянувшуюся следом кобылицу.
Жеребенок, не справившись со своими ходульками, застрял на осыпи. Тогда сам княжич живо спрыгнул обратно и приподнял малого. Тот забрыкался было, но тут же затих.
«Чует, признал живого», — вновь с облегчением вздохнул Брога.
Отпустив наверху жеребенка, сын северского воеводы с наслаждением понюхал ладони.
— Видать, тоску избывал княжич, — заметил воин.
Внизу, на ромейском корабле, уже бойко копошились, но весел пока не выставляли.
— У нас на Большом Дыму должны знать, — сказал княжич, полагая, что все же стоит поторопиться. — Вчера пустили на берег вестового.