— Пять тысяч зекслингов, говорите?
Востроносый убрал маленькую машинку смерти обратно.
— Завтра утром сюда придёт человек с вашим оружием и прочими вещами. Вы отправитесь с ним в Бергзден.
— Этот человек принесёт Молчуна?
— Не считайте нас дураками, герр Доу. Вы получите пистоли и клинки, но не геверр.
Я вздохнул.
— А я надеялся, что между нами уже установились добрые доверительные отношения.
Востроносый накинул на плечи плащ и оставил на столе три золотых монеты.
— Хозяин, поухаживай за постояльцем!
Ну и ну! На такие деньги я мог бы жить в гостинице несколько месяцев, ни в чём себе не отказывая.
— Без Молчуна я бесполезен в вашем деле.
— Вы получите геверр перед самым началом, непосредственно, "дела".
— Мне бы…
— Перед самым началом, герр Доу. Всего доброго. И вы ешьте орешки, ешьте.
Востроносый быстро вышел через парадную дверь.
— Чего желаете, господин? — Привлечённый блеском золота, трактирщик расплылся в приторнейшей из улыбок.
— Принеси вина и, — я принюхался, — шницель. Поживу здесь до завтра.
Я проспал достаточно, чтобы следующим днём вновь почувствовать себя человеком, но не более того. До восхода сидел в темноте, и смотрел на дверь, дожидаясь стука, который раздался лишь после того, как стихли городские колокола, возвестившие о приходе нового дня.
На пороге комнаты стоял невысокий сутулый человек в тёмно-коричневой ноской одежде с капюшоном-колпаком, надвинутым на лицо. Изо рта у него сильно воняло, но я не обратил на это особого внимания, потому что сразу принялся копаться в мешке, который он принёс.
Первым делом я затянул вокруг талии широкий пояс с тремя поясными сумками, и укрепил на груди ремни перекрёстной перевязи с кобурами и патронами. Оба мои пистоля были заряжены и смазаны. К передней поясной сумке прикрепил ножны с хебсбургским мерным кинжалом. Справа на поясе повисли ножны с катценбергером, в голенище правого сапога утвердился засапожник. Всё, я человек при оружии — то есть настоящий человек… Но, увы, не более того. Пока был Молчун не со мной, я не являлся фламспиттером.
— Готовы идти, мастер?
Я покопался в передней поясной сумке.
— Моего кошеля нет.
— Да что вы говорите! — осклабился он, показывая грязные редкие зубы. — Ай-яй-яй! Так вы готовы?
Я следовал за ним по городу, стараясь не отставать, потому что мой провожатый шагал очень быстро, почти что скользил по улицам, легко просачиваясь сквозь немногочисленные по утру скопления людей. Когда я заметил, что он, походя, срезал кошелёк с пояса какого-то мелкого торговца, тут же отпустил "поводок" и стал идти на десять шагов позади. Его это не озадачило, и провожатый продолжил путь с прежней уверенностью. Так мы и вышли к Угольным воротам.
Он запрыгнул в широкую телегу и насмешливо глянул на меня из-под капюшона. Как только я улёгся на устланное соломой дно, человек, сидевший на козлах, взмахнул кнутом. На воротах стража с подозрением отнеслась к моим пистолям, но знак Красного Сердца, помещённый на застёжку перевязи, убедил всех, что я имел право носить пороховое оружие. Мы отъехали от Гнецка на три лиги, когда телега остановилась, и в неё запрыгнули двое крепких парней, по виду — уберландские ландскнехты.
Через два часа вожжи взял коротышка, а прежний возница уселся напротив меня и сделал большой глоток из бурдюка, который вынул из-под плаща. Бурдюк перешёл в руки крепышей, а возница уставила на меня.
Это был крупный мужик с круглой головой. Все черты его лица оказались под стать фигуре — очень крупными и грубыми, нос, подбородок, скулы, выпуклый широкий лоб. У него были всклокоченные тёмные волосы, такие же всклокоченные усы и брови. Глаза навыкате, к тому же ещё и косые, слегка пугали своим выражением. Казалось, он одновременно смотрел чуть левее и чуть правее, но при этом замечал каждое моё движение.
— А что, мастер, не заскучали ли вы часом? — пробасил он, затыкая почти пустой бурдюк и пряча его под плащ. — Столько в молчании едем!
— Нет, веселюсь от души.
— Оно и видно! Я… — он помедлил, о чём-то поразмыслив, — Дункан. Вот эти славные парни Бернард и Аксель, а с вожжами управляется Джулиан. Но я называю его Джулз.
Здоровяки заржали, а коротышка на козлах раздражённо забормотал.
— Ты обещал не звать меня так больше, Дунк…
— А вот вы, мастер, в представлении не нуждаетесь. Меченый Джек, не так ли?
— Из-за морды, наверное, его так прозвали! — поделился своей догадкой Бернард.
— Из-за морды, — повторил Дункан, не сводя с меня свой воистину косой взгляд, — наверное.
— Цареубийца! — каркнул Джулиан, не оборачиваясь.
— Заткнись Джулз! Невежливо так говорить о многоуважаемом мастере!
Некоторое время ехали почти молча. Ландскнехты тихо болтали на уберландском, а Дункан пырился на меня, будто хотел заглянуть в самое нутро и как следует покопаться в содержимом кишок. Не впервые встречаю такое выражение. Так смотрели люди, которым не очень нравились фламспиттеры, люди, которые не доверяли нам, но не могли понять, что именно в нас их так гнетёт?
— А что, правду ли говорят, мастер, что фламспиттеры могут чувствовать, когда на них смотрят. Или когда на них наставляют оружие?
— Это правда. Как и то, что ты целишь мне в грудь из пистоля. Убери.
Он осклабился и незаметная складка на его плаще разгладилась. Итак, у человека по имени Дункан имелось огнестрельное оружие, что значило, что он либо тоже был фламспиттером, либо пользовался покровительством какого-нибудь очень влиятельного человека. Скорее всего, второе…
— А знаете, мастер, в молодости я тоже хотел стать фламспиттером. Но не срослось. Ни одна школа не приняла. Знаете почему?
Я указал пальцем прямо ему в лицо.
— Твой дефект. Ни одна школа не примет в ученики дефективного. Наставники считают, что нечего и начинать учить того, кого всё равно не удастся обучить идеально. Но ты всё же носишь при себе запрещённое оружие. Даже два.
Второй незаметный бугорок на его плаще разгладился и Дункан засмеялся.
— Я просто с вами шучу, мастер! Устанавливаю между нами связь, ага? Мы с ребятками давно друг друга знаем, понимаем с полуслова, а вы у нас чужак, и это неудобственно. Хочу, чтобы вы поскорее влились в нашу скромную компанию!
— Постараюсь вас не подвести, парни.
— Вот и отлично! И вы тоже можете положиться на нас, мастер! Хотя наша общая работа не будет долгой, надеюсь, мы станем хорошими друзьями!
— Взаимно.
Я натянул капюшон поглубже и решил поспать, зная, что в одной телеге со мной ехал человек, который искренне меня ненавидел, но который не дал бы меня спящего в обиду. Потому что надеялся сам прикончить меня через время.
Когда по дороге скачет кавалькада всадников, ты невольно начинаешь сжиматься в комок и тихо молиться, чтобы мир перестал трястись. Рыцари не таятся и не медлят, они любят скакать во весь опор, оглашая окрестности громкими выкриками и песнями охотничьих рогов. Со дна телеги я, едва успев проснуться, наблюдал, как проносятся мимо яркие цветные пятна плащей и сюрко, украшенных гербами благородных семей. Мои попутчики вылезли на дорогу и кланялись, провожая господ и надеясь, что никому из них не придёт в голову интересоваться какой-то телегой и какими-то смердами. Они надеялись зря.
Когда кавалькада уже промчалась мимо, напротив нас остановился рослый дворянин на пышущем жаром боевом коне. Он был молод и красив, имел длинные волосы каштанового цвета, породистое лицо и сосредоточенный взгляд опасно умного человека. Его мощная челюсть выдвигалась далеко вперёд, а в манерах сквозило пренебрежение.
— Кто такие, откуда и куда держите путь?
— Мы паломники, сир! — ответил Дункан, кланяясь так глубоко, словно пытаясь достать лбом землю. — Идём прикоснуться к чудотворной святыне, сир! К белому камню, что хранится в соборе Бергздена, сир! Нас направляет Четырёхликий!
— Паломники? Я не вижу белых повязок на ваших головах, я не вижу ваших посохов.