Но лишь новый дружный взрыв хохота встретил эти слова рассерженной девочки.
— Ха-ха-ха! И то сказать: насмерть напугала! Действительно, вольные птицы к нам пожаловали — дворцового плотника дочки! — не переставали смеяться в толпе.
Только Таня Онуфриева смутилась и перестала смеяться.
— А и, впрямь, неладно у нас это вышло… Все же, ведь, гости они… Зачем пересмеивать? Как сплясала, так и ладно, вишь, она какая складная да пригожая! — не смело заговорила девушка.
— А пошто она эта складная да пригожая зря — то хвасталась? Тоже сказала-то: первая, вишь, она в государевом дворце плясунья, а сама-то ступить шагу не может.
— Да ведь не она хвасталась, а сестренка её, — заступалась Таня.
— Ладно, хороши обе. Обе хвастуньи… — продолжала посмеиваться молодежь.
Эти смешки еще больше рассердили Мавруту и снова она заговорила, гневно поблескивая глазами.
— Ой, не полно ли пересмешничать… Гляди, чтоб не каяться после… Сказала бы словечко, да язык до времени связан. А что не лгала я, и что сестренка моя лучшая во всем, почитай, Санк-Петербурге плясунья, прошу милости Таня, доподлинно узнать тебе. Узнаешь, повидаешь и другим поведаешь, — обратилась Маврута уже непосредственно к одной хороводной запевале, — а для этого пожалуй к нам в сени во дворец, в первое же воскресенье. В три часа приходи, а я уж тебя проведу туда, где ты на мою сестренку, на пляску её, вдоволь налюбуешься. Придешь, что ли?
Просияв от удовольствия, очень польщенная Танюша, вся зардевшись, поспешила ответить:
— Приду… Спасибо… А пока что не обессудь… Не обидься, что так все это вышло.
— Ладно уж… Не долго, они все пересмешничать будут. Потому, как побываешь ты со мною кое-где, да кое-что повидаешь, да им порасскажешь, так тогда совсем иной разговор промеж вас пойдет. Так помни же… В воскресенье к трем часам вали в государевы сени и Маврутку Шепелеву вызови, там уже знают. Ну, прощайте, счастливо оставаться! — и, совсем уже успокоенная, Маврута кивнула головой Тане и заспешила следом за царевной.
ГЛАВА V
Ассамблея. — Неожиданное открытие
Поздно в том году давалась государем его последняя весенняя ассамблея. На лето, когда Петр уезжал на верфи к морю или совершал объезд своих обширных владений, все семейство перебиралось в летний дворец и сборища зимнего времени сами собой прекращались да осени.
В этот ясный день начала мая, еще раз наполнились разношерстною публикою обширные горницы царского дворца.
Был праздничный день, воскресенье. Ассамблеи обычно начинались в три часа дня. Но царское семейство появлялось лишь к самому разгару, то есть к пяти часам по полудни.
Маленькая фрейлина — Маврута Шепелева, уже успевшая нынче помочь сенным девушкам приодеть и разукрасить свою любимую царевну, теперь на-скоро прибравшись вошла в сени.
— Что, меня никто не спрашивал — обратилась она к одному из гайдуков, дежурившему на половине младшей царевны.
— Девчонка тут одна, крестьяночка, до твоей милости, Мавра Егоровна, наведывалась, — очень почтительно отвечал тот царевниной любимице и ближайшей фрейлине.
— Так где же она! Зачем меня не позвали?
— А затем, что ты при царевне занята была, не посмели мы тревожить зря-то… Да ты не сумневайся, Мавра Егоровна, здесь она, девчонка эта самая, в саду, — успокоил гайдук фрейлину младшей царевны.
Маврута поспешно выбежала в сад и окликнула Таню.
И вот из-за кустов выглянуло встревоженное личико, глянуло на Мавруту и тотчас же спряталось обратно. Однако, та уже успела узнать свою новую знакомую и направилась к ней.
— Ты, Танюша? Не узнала меня? Испугалась, глупенькая. И впрямь в этом наряде я будто другая?
Действительно, совсем иною, не скромной крестьяночкой, какою видела ее прежде Таня, была нынче Маврута. Нарядная ярко розовая роба с фижмами, какие носились лишь знатными и богатыми людьми, обвивала подвижную маленькую фигурку. Драгоценный убор украшал высокую прическу.
— Ишь ты, как обрядившись! И впрямь не признала… — дивилась Таня, оглядывая свою новую приятельницу.
— Да ты, и впрямь ли плотникова дочка? — подозрительно покосилась она на нее. — Намедни то вхожу я в сени, спрашиваю у караульника Маврутку Шепелеву, как ты мне наказывала, а он-то глазищами как сверкнет, да как гаркнет — Как смеешь ты о царевнинной фрейлине так непочтительно отзываться? Так я со страху-то так и выкатилась прямехонько сюды, в кусты, да и схоронилась здесь по сию пору. Да неужто и впрямь…
— Вздор… Пустое… Зря что-нибудь сболтнул тебе гайдук… Нечего тебе смущаться! Пойдем…
— Куда пойдем-то?
— На ассамблею.
— На какую ассам… ассам…
— Да, ведь, я же хотела показать тебе, как моя сестрица пляшет. Затем ведь ты и пришла сюда, только раньше сведу я тебя к себе в горницу, да принаряжу хорошенько. Сестрица моя тебе платье свое дала одеть; У меня лежит оно, пойдем — увидишь.
Юная царевна фрейлина не лгала своей гостье.
Действительно, нынче утром царевна Лизанька выбрала из своего гардероба одно из скромных, но хорошеньких платьев и вручила его Мавруте для передачи Танюше Онуфриевой.
— Она все таки добрая девушка, заступилась за нас, и я хочу ей сделать что-нибудь приятное за это, — сказала при этом царевна.
Теперь взяв за руку сильно оробевшую от смущения и неожиданности Таню, Маврута повела ее к себе с намерением надеть на свою гостью это подаренное ей платье.
Каково же было удивление молоденькой крестьяночки из рыбацкой слободы, когда она увидела разложенное перед нею нарядное, по её мнению, платье с фижмами и прошивками, словом такую роскошную робу, какой ей не встречалось еще видеть в своей жизни.
И эту нарядную робу её новая приятельница надела на Таню. Было отчего глаза расширить от удивления!
Но еще больше удивилась Таня, когда ее, по новому причесанную теми же искусными ручками Мавруты, последняя повела на ассамблею во внутренние горницы дворца. Там в застланных туманом от стоявшего столбом курильного дыма горницах, под пиликанье скрипок, грохот барабана и песни флейты, часть гостей танцовала в просторной зале, другая часть в соседней смежной комнате играла в карты, в кости и в шахматы. Между гостями, остановившись от изумления, Танюша успела рассмотреть богато и пышно одетых вельмож, залитых, драгоценностями, в лентах и орденах, и жен и дочерей их, наряженных, в пышные робы и дорогие уборы из брильянтов и других блестящих камней. И тут же рядом, вдоль стены на стульях, креслах и диванах сидели совсем простенько одетые в красные канифасовые кофты и грубые юбки и сапоги жены и дочери голландских и немецких мастеров, которых наравне со знатнейшими вельможами широко, радушно принимал у себя во дворце великий царь-работник, не брезгавший никаким обществом. По соседству с ними, в игральной горнице, где было трудно разглядеть что либо за клубами табачного дыма, те же голландские мастера и простые плотники, шкипера и боцманы играли в шашки и шахматы с первыми сановниками государства.
Все это наскоро объяснила своей гостье Маврута, усадив ее в уголок и присев тут же. Из своего уголка Танюше, у которой глаза разбегались во все стороны, была хорошо видна вся зала со всеми танцующими гостями.
Диковинными показались эти танцы Танюше. Она видела, как толпа дам и кавалеров, разделившись на две части, стали друг против друга и через одинаковый промежуток времени кавалер даме отвешивал по низкому поклону, со всяческими церемониями, а дама тоже приседала в ответ, поворачиваясь направо и налево.
— Чтой-то они делают? погляди-ка ты на милость, Маврушенька, — дергая за рукав свою соседку, осведомилась Танюша.
Та только усмехнулась её наивности.
— А это церемониальные танцы называются… С них-то и начинают здесь заводить бал… Видишь, как они стараются. И не даром. Попробуй-ка что неточно выполнить — сейчас как раз на штраф попадешь.