Покончив с историей, возвратимся снова к повествованию.
XVI
ВЕСТОЧКА ОТ МИЛОЙ
а пороге покоя бесшумно появился слуга и стал почтительно, совсем по-иностранному, ждать, чтобы господин заметил его.
— Что там ещё? — вскользь обратился к нему Василий Васильевич.
— Из большого дворца, князь-государь, гонец к тебе пригнан, — с поклоном ответил слуга. — Тебя видеть желает.
— Хорошо, сейчас выйду! — и, махнув рукой, князь Василий отпустил слугу.
— Ну, вот, видишь, видишь? — торопливо и радостно заговорил князь Борис. — Ведь это она за тобой посылает. Верно прослышала государыня о том, что ты в отъезд сбираешься, вот и шлёт к тебе гонца.
— Пусть шлёт, — сумрачно ответил князь Василий. — Поздно спохватилась…
— Как поздно? Неужто ты не пойдёшь?
Голицын отрицательно покачал головой.
— Погоди малость! — сказал он при этом, и поднявшись вышел из своего кабинета.
Князь Борис глядел ему вслед, пожимая плечами.
— Нет, видно, и он что-то задумал, — проговорил он. — Вот все-то они так. И умён наш Васенька, ох, как умён!.. И знаю я, что обойдёт он царевну-то правительницу и она глазом моргнуть не успеет, как в его тенётах очутится, а всё-таки не далеко его ума-то хватает. Что бы он там ни говорил, а тонко я его игру понимаю. Надумал он в бабью душу без мыла забраться, вот и играет со своей лапушкой, как кошка с мышкой. Добивается от неё своего, а того и не замечает, что она-то на престоле краденом недолговечна, ой-ой, как недолговечна! Не по дням, а по часам Пётр-нарышкинец подымается!.. Проглядят они его — и останется верх-то не Васеньки братца, а мой. Ведь я около нарышкинца постоянно. В их дела как будто и носа не сую, живу вместе с опальным царём в Преображенском — нужно же кому-нибудь из бояр и при его царском величестве оставаться — и хорошо мне: в стороне, покойно. Никто меня не тронет, и я сам никого не трогаю. Вокруг меня всякие бури носятся, стрельцы кипят-бурлят, а я-то на них гляжу да посмеиваюсь. Старайтесь, дескать, други любезные, грызите друг друга! Чем больше вы сами себя перегрызёте, тем меньше вас для нарышкинца останется.
Он залился тихим, мелким смехом, потом, встав, подошёл к окну и, отпахнув его, вдохнул чистый, ароматный воздух полной грудью.
Пред князем Борисом был хорошо знакомый ему сад, тенистый, плохо разделанный, густой настолько, что солнечные лучи не всегда пробивались сквозь листву его деревьев. Обширный это был сад; много было в нём всяких дорожек, тайных беседок, гротов, искусственных пещер. Отец Голицына много раз бывал на Западе, близко видывал тамошнюю жизнь, прельстился ею и одним из первых на Москве стал заводить всяческие свои порядки. Сад при доме разбивал иностранец, приглашённый специально для того из Кукуй-слободы, и в своё время чуть не вызвал всенародной гили, как "новшество, не соответствующее православию".
— Что? Нашим старым садом любуешься? — раздался голос князя Василия Голицына, и князю Борису показалось, что звучит он как-то особенно: не то великим удовольствием, не то гордостью, которую не смог скрыть на этот раз всегда владевший собой вельможа.
— И впрямь любуюсь, — ответил князь Борис. — Детство наше с тобой вспоминаю. Сколько раз мы тут игрывали в ребяческие годы…
— И тузил же ты меня тогда! — весело смеясь, промолвил князь Василий. — Доставалось мне!..
— Да, было время, — в тон ему, ответил князь Борис. — Тогда-то Васенька, я тебя тузил, а теперь твоя очередь настала. Силён ты стал больно, хоть Хованского заломаешь.
Князь Борис говорил всё это, зорко всматриваясь в лицо своего двоюродного брата, как бы стараясь прочесть на нём его сокровенные мысли. Но он только подметил, что Василий Васильевич в эти мгновения находился в каком-то восторженном настроении: не то, чтобы он сиял, как говорится, от радости, но недавние морщины на его лице поразгладились, красивые, лучистые глаза смотрели весело, он даже улыбался как-то совсем по-особенному.
— Уж и Хованского сломать! — шутливо сказал он. — Ишь, чего тебе, Борисушка, захотелось!.. Не широко ли шагнул?
— Чего там широко? Такие звери, как Хованский да Милославские, нашему голицынскому роду только и по плечу. С разной там остальной мелочью и возиться не стоит. Ну, что ты там, с гонцом-то?