Толпа, ошеломлённая неожиданным заступничеством за свою жертву, на мгновение приостановилась.
— Что стали? — крикнул кто-то из разбойников. — Забить их обоих!.. Вали, молодцы!
Повинуясь этому оклику, разбойники, но далеко уже не так дружно, как прежде, двинулись было вперёд.
— Ну, ну, молодцы, — прикрикнул на них пленник, — полегче вы!.. Говорю, лучше отодвинься!
Он слегка пошевелил колом, и в этом движении было столько угрожающего, что толпа и в самом деле несколько поотодвинулась.
Внезапно вспыхнувшее бешеное озлобление так же быстро и опало, как быстро вспыхнуло. Сознание просветлело, вернулась снова способность соображать и рассуждать, буйный порыв стих, и уже никому не хотелось подставлять свою голову под страшную палицу освободившегося пленника, силу которого все видели, а некоторые и на себе изведали.
— Ну, вот так-то и лучше, братцы! — с добродушной усмешкой проговорил великан, — кажись, мы и без драки сговориться можем. Так вот, вы и послушайте меня…
— Говори! — раздалось несколько голосов, — ежели хорошее что скажешь, так отчего и не послушать?
— Вот и ладно! — отозвался недавний пленник. — Так вот, что я сказать вам хочу. То, что на большой дороге было, а потом в овраге, пусть Бог рассудит. Его святая воля! Ежели Он попустил, так, значит, было надобно… Он с виноватых взыскивает и не нам против Него идти. А вот что теперь будет, так это — уж наше дело. Этого человека я вам не уступлю: он мой уже давно… Старые счёты между нами, бо-ольшие счёты! Ежели к примеру, так сказать, я из него кровь по единой малой капельке всю выточу, так и то он у меня в долгу останется.
— Ого! — воскликнул кто-то из разбойников.
— Вот тебе и "ого", — отозвался богатырь. — Понимаете сами, почему я вам его уступить не могу… Да и на что он вам нужен? Ведь после того, что вышло, атаманом над вами он быть не может, — друг другу верить ни в чём не будете, а ежели вы убить его желаете, так бросьте! Не надоело вам, что ли, душегубство? Вы его мне отдайте, вот мой сказ. Согласны?
— А что нам за это будет? — выступил подбоченившись очухавшийся стрелец.
Великан посмотрел на него, засмеялся, а затем сказал:
— Чудишь, Ермил, брось смешить! А вы, братцы, ежели про выкуп меня спросите, то вам я, так и быть, отвечу. Головы ваши у вас на плечах уцелеют, вот это и будет вам моим выкупом. А вы мне коня дадите ещё…
Он опять, словно невзначай, передёрнул плечами и шевельнул колом. И слова, и жест показались настолько внушительны, что разбойники, переглянувшись только, все разом пришли к молчаливому соглашению.
— Ну, Бог с тобой, добрый молодец! Пусть наш атаман тебе достаётся; бери себе, что нам негоже! Хоть вот здесь, в овраге, свои счёты с ним своди, мешать не станем…
— Нет, уж я лучше на стороне, — уклонился от этого предложения недавний пленник.
— Твоё дело! Мы с тебя воли не снимаем. Бери его и уходи, коня тебе сейчас приведут. А что он — в самом деле князь?
— Природный! — усмехнулся богатырь. — С чего он в разбой пошёл, того не ведаю, а только разбойником… да чего там разбойником! — зверем лютым он всегда был…
— Оно и видно! — раздались голоса, — и с нами он больше лютовал, чем промышлял…
— Ну, бери его, князя твоего, бери да уходи скорее! — закричал Ермил, — а не то товарищи свою милость назад возьмут… Вот тебе конь!
В самом деле подвели хорошего скакуна с хорошо снаряженным седлом.
Богатырь, как пёрышко, поднял тело всё ещё бесчувственного атамана и вместе с ним взобрался на коня.
— Эх, Ермил, Ермил, — укоризненно покачал он головой, обращаясь к стрельцу, — нехорошо ты делаешь, что здесь остаёшься!
— Ладно, добрая душа, — выкрикнул тот, — не тебе знать, что для меня хорошо, что дурно! Поезжай-ка с Богом! — и с этими словами стрелец, превратившийся в разбойника, вытянул коня хворостиной и гикнул.
Испуганное животное рванулось с места и понеслось к дороге, вившейся по круче оврага.
Скоро становище разбойников скрылось уже из виду.