Василий Масютин
ЦАРЕВНА НЕФРЕТ
Повесть в двух томах
Том II
Часть третья
ЛЮБОВЬ
Чем ближе они подъезжали к Берлину, тем больше оживлялась Мэри. Она уже видела в воображении берлинские улицы, слышала их гул, представляла, как замечательно будет встретиться с приятельницами в кафе, как ее убаюкает еле слышная модная музыка… Какие постановки идут сейчас в театрах, какая новая песенка стала гвоздем сезона, под какие мелодии танцуют? И знакомые: их любопытные лица, взгляды украдкой — завистливые взгляды: как она выглядит после далекого «научного» путешествия? Все теперь знают о ней из газет… пусть не напрямую, непосредственно о ней, но всем известно, что она жена Райта и не бросила его в часы тяжких испытаний… А он обязан ей жизнью…
В это время Райт думал о том, как будет распаковывать сундуки, раскладывать находки. Думал о своей новой жизни рядом с драгоценностями, с которыми так сжился. Вещи Нефрет займут отдельный зал. Он уже знал, какой. Если пересечь крыло египетской галереи — он находится справа.
А мумия? Нет, он не поместит ее в музейную экспозицию. Для посетителей она не так уж интересна; они и внимания на нее не обратят. Он оставит ее в своем кабинете. Действительно: глупое любопытство уличных зевак, бродящих по музею, может только оскорбить Нефрет. Он должен быть вместе с нею, должен видеть ее ежедневно.
Вот и Берлин. Знакомые лица. Ландсберг, отец Мэри, со своей молодой женой — Кэти Больм. Райт удивился: откуда они взялись на вокзале? Пытливо взглянул на Мэри.
— Видишь ли… я телеграфировала, — тихо оправдывается Мэри.
Ландсберг представляет жену. Мэри отступает на шаг назад: это же ее подруга, почти ровесница. Мимолетное колебание — и она бросается на шею своей молодой мачехе. Кэти тоже взволнована, сжимает ее в объятиях и чуть подталкивает в сторону Райта. Подносит пальцы в новой перчатке, моргает густо подкрашенными глазами, кривит карминные губы и шутливо обращается к Райту:
— Хо-хо! я с вами буду очень сурова. У вас замечательная жена, ее следует уважать!..
И поворачивается к Ландсбергу, поглощенная своей новой тройной ролью — молодой жены, мачехи и супруги богатого промышленника.
В авто Мэри шепчет Райту:
— Однако же, она взяла папу в оборот!.. И крепко держит!..
Райту пришлось пойти с визитом к министру и навестить коллег. Беседы с чиновниками, интервью, телефонные разговоры, целая гора писем на столе.
Райт хочет сбросить с себя эту ношу и заявляет:
— Никого не принимаю и не даю никаких интервью дома. Для этого существуют официальные часы работы в музее.
В доме Райта появился молодой, очень корректный мужчина. Он должен приходить ежедневно в три часа дня, просматривать почту, обедать со своим шефом и его женой, отвечать на письма и советоваться с Райтом, если возникнут какие-либо сомнительные вопросы. Одним словом — личный секретарь.
По желанию Мэри дом Райтов был устроен на английский манер.
Вещи Нефрет хранились в отдаленном зале музея. К нему вел длинный, тускло освещенный коридор. Между окон тянулись барельефы, которые мало кто замечал: они изображали весеннюю любовь животных и рождение потомства осенью.
В кабинете директора на невысоком пьедестале стоял саркофаг Нефрет. На дверях, украшенных по бокам только что привезенными из Египта небольшими колоннами, висела картонка с небрежной надписью:
ДИРЕКТОР СТАКЕН
Лишь через несколько недель картонку заменили печатной табличкой в черной застекленной рамке:
ПРОФЕССОР Д-Р РОБЕРТ РАЙТ
В тот день, когда повесили эту табличку, Райту показалось, что начинается новый этап его жизни и он может наконец стереть из памяти последние неприятные воспоминания, связанные со Стакеном. Но именно в тот день секретарь подал ему письмо. В нем говорилось, что Райт должен явиться в такой-то дом на такой-то улице… Письмо было от адвоката, а адрес — тот, по которому проживал Стакен.
Новость застала Райта врасплох. Он унаследовал научную коллекцию Стакена. В завещании имелось одно условие: за пять лет он должен был перевести и напечатать все до сих пор неизданные тексты. С этой целью Стакен завещал ему довольно значительную сумму.
Райт хорошо знал собрание Стакена: оно состояло исключительно из обрядовых текстов. Предстояла большая работа. Пять лет заниматься совершенно неинтересными материалами! Это означало — отречься от собственной научной деятельности. Несомненно, всевозможные Стакены и Пикоки сочтут это великой заслугой и станут осыпать его комплиментами. Доходы от изданий потекут в карманы, все научные библиотеки оформят заказы на новые книги…