—Есть ли вести от царевичей матушка? — спросил патриарх.
Софья кивнула: — есть Владыко. Петруша корабли свои строит на Плещееве озере, а Иван опять занемог.
Софья вспомнила, как намедни Царевич Иван вновь сраженный болезнью забился в припадке у трона перед самым заседанием Думы. Лекари тот час же скрутили припадошного царевича и унесли прочь в его покои. Три дня его отпаивали разными отварами. Лекари немецкие всякие мази иноземные прикладывали. Встал царевич. Но не с лекарств и снадобий, а с Божьего промысла. И вот опять болезнь протянула к Ивану свои костлявые руки. Помолись Владыко сегодня за брата нашего. И я помолюсь.
— Да трудно ему на царствие, — согласился патриарх, — однако не он себя выбрал. Господь ему ношу такую дал.
— Ну да ладно, — патриарх оттолкнул концом жезла камушек с плиты.
Царевич Петр недавно денег на корабли свои просил.
—Дала ли матушка? — вопросительно уставился на Софью патриарх.
— В казенном приказе пусто было. Вся казна ушла на войну с турками. Наскребли по сусекам тыщу рублев, то и ссудили.
— Это хорошо? — глаза патриарха заблестели, не время сейчас государям ссориться. Другие вопросы решать надо.
— Слыхала ли матушка царевна про Симеонову пустошь? — патриарх остановился.
Софья остановилась рядом: — Не слыхала пока Владыка. Ты сказал.
Иоаким набрал в легкие воздух. Софье сначала показалось, что патриарх задыхается, но он остановил ее мягким движением руки.
—Был в таком-то монастыре под Торжком-градом старец. Симеоном звали. И с виду кроткий, и умом не обделен.
Ну, почитай святой царевна. Патриарх замолчал. Царевна уставилась на патриарха, ожидая, когда тот вновь начнет говорить.
Патриарх опустил глаза на каменную плиту, на которой сейчас стоял и добавил: — В раскол Симеон ударился. Собрал вокруг себя таких же овц заблудших и давай проповедовать. А коли стрельцы нагрянут, грозится всем скитом с бабами да детьми малыми: сжечься.
Софья удивленно посмотрела на патриарха: — Так они и раньше Владыко себя сжигали. Послать роту стрельцов, некоторых переодеть, да скрутить зачинщика.
— Нет матушка, — патриарх отрицательно покачал головой, как со всеми нельзя. Другом мне был тот старец, вразумить хочу.
Софья вздохнула: — ну коли так,то отправлю кого надо, приведут тебе твоего старца владыко.
Патриарх перекрестился и спросил: — Молиться со мной пойдешь царевна?
Софья склонила голову: — Одна сегодня владыка. Прости.
Патриарх улыбнулся: — Тут не за что прощать. Ступай молись.
Софья была довольна беседой с патриархом. Первый раз со дня ее воцарения, владыко не смотрит на нее волком.
Полуденное солнце окрасило золотом купола Троицкого собора. Ему под стать взлетели в небо маковки Успенского собора. За толстой крепостной стеной, уже не раз выдерживавшей осаду неприятельских войск, было тихо и
по-домашнему уютно. Уже не нужны были греческие герои, сражающиеся с многоголовыми гидрами. Ни римские амператоры. Не нужны театральные постановки, что так завораживали девичье сердце в юности. Здесь все сияло благолепием. И кажется, что не нужно сердцу русского человека ничего более, чем созерцать взором эти маковки куполов и услаждать слух перезвонами Благовеста. Она прошлась по дорожке вдоль рядов молодых лип и заметила у “Святого духа” кучку монахов в темных одеяниях. Монахи о чем-то ожесточенно спорили. Софью заинтересовал их спор: Богословский диспут али обида какая. Она тихонько переступая с ноги на ногу, прячась за стволами деревьев, незаметно приблизилась к ним. Монахов было четверо.
Высокий инок Сафоний, очевидно еще послушник рассуждал о природе царской власти на Руси. До черного монашества уже докатились слухи о противостоянии Софьи и Петра и сейчас монахи ожесточенно спорили, кто для монашества будет лучшим государем. Его противник Никодим пожилой монах со всей страстью утверждал, что именно царевна является хранителем той дремучей и праведной Руси, что испокон века рождала праведников и великих подвижников. На что Сафоний возражал, дескать, корабли и новое устройство армии никоим образом не затрагивают их служения. При любом монархе их долг служить богу, а кто лучше Петр или Софья, то решит Господь и не им чернецам это дело мыслить. Софья помнила, как во время Стрелецкого бунта в Москве бежала в Троицу с двумя юными братьями и всем двором. Тогда Федор Леонтьевич Шакловитый восстановил порядок в стрелецком войске, покончив навсегда с захлестнувшей столицу ненавистной Хованщиной.