— Поезжай, давай родимый, вот тебе полтина за работу, — Прокофий Федорыч смотрел, как кобыла с телегой ковыляет по грязной мостовой, удаляясь от его дома.
*****
Стрелецкий старшина Емельян Федотович Басаргин сидел за столом в своем доме в благостном расположении духа. Царевна добавила к жалованию еще 5 рублев. Можно подумать, как расширить двор и пристроить еще один сруб. Конюшня, али подклет про то потом думать можно. Сейчас можно скопить деньжат и откупить у Андрюшки Косого левый угол, в половину десятины выходящий к Яузе. Настасья жена стрелецкого старшины Емельяна сняла с огня самовар и разлила по чашкам. При виде связки баранок с маком к горлу у Емельяна Федотыча подступила слюна.
— Подожди оглашенный, — укорила его жена, — горячее.
— Чего годить-то? — огрызнулся старшина. Сейчас набегут с делами казенными, опять почитай голодным останусь. Придется пирогами с лотков, прости Господи питаться.
— Чем тебе опять пироги-то с лотков не угодили? — откликнулась жена, продолжая возиться у печи.
— А то, что не могу я в сухомятину питаться, — буркнул Емельян. Тащи скорее на стол.
За оградой раздалось ржание лошадей и громкие крики. Емельян Федотыч со злостью отбросил пирог на стол и крикнул жене: — Иди, глянь-ка, кого леший опять принес. Настасья выскочила во двор. Через некоторое время она вернулась.
— Ну, чаго там?
— С приказа были, требуют тебя немедля. Споймали, говорят давеча какого-то еретика-заговорщика. Свезли в приказ.
— Это хорошо, что в приказ свезли, — старшина удовлетворенно крякнул. Обождет пока в приказе. Воры-ворами, а обед в срок.
Через час Емальян Федотыч прицепив к поясу свою неизменную спутницу саблю, мерял стрелецкими сапогами деревянную мостовую к Кремлю. Пройдя через ворота Константино-Еленинской башни, он оказался у ворот Тюремного приказа. Двое стрельцов в карауле, завидев Басаргина, тот час вытянулись по стойке, подтянув бердыши к плечам.
— Живова хоть доставили-то? — спросил он.
— Это вы про каво ваше благородие? — переспросил молодой стрелец.
— А что многих взяли сегодня? — удивился Басаргин. Другой стрелец, поняв кого имеет в виду старшина, поспешил поправить: — Здесь он батюшко, жив здоров. Ребята правда его помяли немного, но не смертельно. Для дознания сойдет. А то, что крив на один глаз, так это до нас было. Таким уже взяли. У Емельяна Федотовича мелькнула шальная мысль: уж не тот ли это одноглазый мирянин, что в кабаке бучу учинил. И имя такое странное Сапыга.
— А ну отворяй ребята, — распорядился он и спустился по низкой лестнице в подвал. В подвале со стен и потолка сочилась вода. Пахло прелым сеном и соломой. Сапыга валялся на соломенной подстилке в первой каморе. Емельян сразу узнал его. Подойдя к железной решетке, он тихо постучал ключом по замку. Сапыга открыл глаза.
— Пришли аспиды, — сквозь выбитые зубы прохрипел узник.
— Пришли, пришли, — усмехнулся Емельян Федотыч.
— Подымайся, давай. Сейчас, и о аспидах поговорим, и о крамоле твоей. Все, что мне тогда в трактире не досказал, или обманул: доскажешь.
Сапыга попытался расправить затекшие конечности. Это отозвалось по его телу болью. Он вновь завалился на соломенный матрасец.
— Ну ты это давай не придуривайся, — улыбнулся Басаргин. Ребята сказали, что били не сильно. Берегли для нашей тобой задушевной встречи. Старшина вышел во двор и потер костяшки рук.
— Что Емельян Федотович, не получается у вас с ним душевный разговор? — к старшине подскочил один из стрельцов.
— Я покамест до монастырского подворья схожу, а вы приведите мне его в порядок, — заключил старшина. Через часик вернусь. Через час Сапыга сидел в каморе для допросов.
— Помнишь меня одноглазый? — спросил старшина. Басаргину очень хотелось, что бы тот его вспомнил. Сапыга застонал и отвернулся к стене.
— Вижу, что помнишь, — улыбнулся Басаргин.
Я тебе, что тогда в трактире сказал. Старшина прищурился: — Сказал я тебе тогда, драпать из Москвы, и на глаза мне не показываться. А ты не послушал. В камору притащили кружку с липовым чаем. Старшина подул на кипяток и посмотрел на узника: — В сене от кого прятался?
— Скрывать есть чего? — Басаргин отложил чай и склонился над узником: — К вечеру не расскажешь, отдам тебя в лапы Ноздреватому, а тот все кости тебе вывернет, да заново вставит.