Боярин Широковатый и стрелецкий старшина Басаргин дознались давеча.
— И кто же, — Софья развернула свиток. — Раскольники давно потаенно в московских слободках живут, свои вечерни тайно правят, собираясь в избах.
Софья пробежалась глазами по бумаге: — Сознались сами.
— Как есть матушка, все выложили.
— Покаялись, отреклись от старой веры?
— Да матушка, — Шакловитый кивнул.
Одна загвоздка, у главаря их двое детишек осталось: девка, да парень. На каторгу отправлять, не расточительно будет так холопами разбрасываться молодыми.
Черт уж с ними стариками, Шакловитый махнул рукой, чуть не задев склянку с чернилами на столе.
— Девка-то справная? — поинтересовалась царевна.
— Справная государыня и на лицо и на фигуру, двенадцати лет от роду.
Софья задумалась. Она подошла к окну и немного постояв, произнесла: — Девку, ко мне во двор.
А мальца можешь себе в холопы забрать. Щелковитый кивнул, но возразил: — Мне- то не к чему он, своих холопов вдоволь, но пристрою к стрельцам, как пса верного выучат.
Софья согласно кивнула.
— Все верно, ни к чему нам грехи лишние на себя брать Феодор Леонтич. Шакловитый повернулся к киоту и перекрестился: — Все так матушка.
—О просьбе моей поговорим. Софья взяла в руку колокольчик. Заслышав звон, из покоев царевны в дверях показалась голова служанки.
— Марфа чаю подай нам, — велела царевна. Софья и Шакловитый сели за стол, стеленный толстой узорной скатертью.
— Говори Феодор Леонтич.
Шакловитый посмотрел на прислугу разливавшую чай, намекая на то, что присутствие челяди при разговоре лишне. Марфа служанка царевны, разлив по кружкам чай и выставив на столе вазу с медовыми пряниками выскользнула, словно тень, оставив их наедине.
— Нашел я матушка, кому дело столь важное поручить, — жалобливо прогундосил Шакловитый.
— А чего не рад тогда? — царевна посмотрела на думного боярина. Шакловитый отложил пряник и покачал головой.
— Так ведь пришлось посулить деревушку и звание полковника матушка, — пожаловался Шакловитый. Он сказал это так, словно оторвал несчастную деревушку из собственных вотчин.
Софья удивленно посмотрела на боярина: — Эка беда деревушка, раз сам патриарх просил. Али забыл, как он нам поперек дороги стоял.
— Не забыл матушка, — кивнул Шакловитый. Разве забудешь, когда твоя голова на кону стоит.
— Это хорошо, что помнишь Федор Леонтич, — тихо произнесла Софья, боясь, что кто-нибудь из слуг, подслушивает их разговор.
Нам в борьбе с Петрушей и Нарышкиными поддержка патриарха, как лик Святой нужен.
Я десяти деревушек не пожалею и боярского звания, тому кто мою просьбу исполнит.
Шакловитый усмехнулся: — Уже не нужно матушка, и за одну деревеньку справного служивого нашли.
— Поди, знаешь старшину казенного приказа Басаргина. Софья улыбнулась: — Как не знать.
— Ну, вот он и поедет, Шакловитый стукнул ладонью по столу. Мешкать не будет.
А ты матушка, что бы впредь не боязно было такие разговоры вести: челядь всю в другую половину отсылай и на замок запирай, стрельца подле двери ставь. Так и тебе и мне спокойней будет.
Сапыге, как и обещал старшина Басаргин, сняли с ног колодки, перевели на этаж выше. В том коридоре содержали узников по мелким делам или тех, кого скоро выпустят на свободу.
Из узкого оконца была видна надвратная икона на Константино - Еленинской башне, и узники могли помолиться, прильнув к окну. Со стен и потолка уже не сочилась вода, а на каменном полу вместо тюфяка с соломой, были сколочены палати из толстых сосновых досок. Сапыга не рад был своему договору со старшиной и клял себя в этом. Но он не имел силы отказаться. Жрать давали исправно: овсяную кашу и вареную репу. Сердце одноглазого Сапыги постепенно
успокаивалось и иногда ему начинало казаться, что ничего этого не было и сидит он в этой каморе по недомыслию с того самого момента, как бешеный парень зарезал одного из скитников в трактире.
Но пришедшее благостное неведение было разрушено звонами отпирающихся ржавых решеток внизу и скрипом поднимающейся внутренней решетки. Сапыга бросился к оконцу и приник к железным прутьям. Во внутреннем дворе стояло с десяток колодочников. Их одеяния стали рваными лохмотьями, через дыры которых сияли темные синяки и кровоподтеки. Сапыга жадно глотнул воздух. Он узнал их. Узнал несчастного Прокопия и его жену. На левой ноге Прокопия темнела деревянная колодка, которую тот подтягивал за цепь вверх, чтобы она не била по ноге. Его жена была в лучшем состоянии, по крайней мере, на ее лице не было следов синяков от побоев.
— Куда их? — спросил стрелец с бердышем у ворот. В Сибирь, куда ж еще? — откликнулся провожатый. На рудники железные, али на завод. Воевода тамошний решит.