Тем временем грек все ж таки высек искру и, раздув трут, стал потихоньку подкладывать хворост. Трепетные язычки желтого пламени, занявшись, потянулись кверху – видать, где‑то там имелось отверстие – дымоход.
Сняв мокрую рубаху, Лешка пододвинулся поближе к огню, протянул руки:
– Хорошо! Как ты думаешь. Владос, не пора ли поужинать?
– Поесть? – грек примостил рядом с костерком плащ. – А пожалуй.
Он вытащил из котомки лепешки и мясо:
– Кушайте на здоровье, уважаемый господин Али! Не прикажете ли подать жареного на вертеле кабана, фаршированного шафраном, гвоздикой и тушенными в белом вине перепелами?
– Спасибо, господин Владос, – с полным ртом отозвался Лешка. – Фаршированного кабана мы, пожалуй, оставим на завтра.
Оба захохотали. Они смеялись долго, видно, сказывалось нервное напряжение, полученное за день. А снаружи бушевала буря, и порывы ветра порою швыряли в пещеру холодные звонкие капли, плотные, как пулеметная очередь. Уютно пахло дымом.
– А наш костер не заметят? – отсмеявшись, запоздало озаботился Лешка. – Ведь ночью огонь виден издалека!
– Сейчас буря, – меланхолично отозвался грек. – И дождь. Не думаю, чтобы хоть кто‑то здесь шастал в этакую непогодь. Проведем здесь ночь, а утром, пораньше, уйдем.
– Логично, – улыбнувшись, кивнул Лешка. Подстелив уже почти высохший плащ, он лег на живот и долго смотрел на огонь и незаметно уснул, вытянув руки.
Проснулся от холода – костер в пещере давно погас, а вино, увы, кончилось – Владос со смешными ужимками тряс флягу. Снаружи пробивался утренний свет, и Лешка, недолго думая, высунулся на улицу – в небе сияло солнце.
– Солнышко! Вот здорово, Владос!
Помочившись в траву, юноша повернулся к пещере… И вздрогнул – прямо перед ним, в окружении верных воинов, стоял Ичибей Калы и гнусно…
Глава 8Осень 1439 г. КрымСВАТЫ
Родные не смущают их, сосед им не помеха; И стыд забыв, они любви становятся рабами…
Поэма о Василии Дигенисе Акрите
…Скалил зубы!
Вот, гад! Выследил все‑таки, сволочь!
Позади, за Ичибеем, маячил здоровяк Кызгырлы и кудрявый мальчишка Алныз.
И этот здесь… предатель!
По знаку хозяина, слуги, словно пущенные с тетивы стрелы, набросившись, скрутили беглецам руки.
– Шакал! – подойдя ближе, Ичибей Калы хлестнул Лешку по щекам, а затем больно пнул в бок.
Юноша застонал, скривился и, сплюнув кровь, с ненавистью уставился на хозяина:
– Сам ты шакал, паразитина! Сквалыжник чертов! Владос, переведи, брат. Пусть позлится, все веселей помирать. Скажи этому уроду, что…
– Думаю, он и сам догадывается о твоих словах, – повернув голову, через силу улыбнулся грек.
– …что у меня есть одно хорошее предложение насчет его доченьки!
– Что говорит этот пес? – нахмурившись, осведомился Ичибей Калы.
Владос добросовестно перевел и, скосив глаза, удивленно посмотрел на Лешку. Тот, ничуть не смущаясь, подмигнул приятелю, и нагло потребовал отпустить руки.
– Что ты можешь знать про мою несчастную дочь, подлая урусутская собака?! – воздев руки к небу, гневно вопросил Ичибей. – Ты же сам ее обесчестил – об это судачат все мои соседи – и скоро понесешь заслуженную кару! О, ты, шакал, не умрешь быстро, нет, ты будешь стонать, реветь, как…
– Ой, надоело уже слушать все эти угрозы, – Лешка сплюнул. – Владос, скажи ему, он намерен разговаривать по делу или так и будет брызжать слюной?
Грек подождал, пока красноречие Ичибея иссякнет, потом перевел и тут же передал ответ:
– Будет. Правда, добавил, что это все равно не спасет тебя от смерти… впрочем, и меня тоже.
– Ладно, еще посмотрим…
– Что ты задумал, Али?
– Увидишь.
Лешка вел себя так важно, будто сейчас просто‑напросто снисходил до беседы с бывшим хозяином. А у самого все внутри сжималось холодом – сырая была идея, только‑только пришедшая в голову. Ее бы обдумать как следует, вот тогда… Но – некогда было обдумывать.
Уступив, Ичибей для начала велел отпустить пленникам руки и усадить обоих на землю.
– Ну вот, – Лешка растер запястья. – Давно бы так… Теперь поговорим. Итак, первое. Я – хороший знакомый того богатого купца из Кафы, ну, с которым этот сквалыжный черт так породниться хочет…
– А, Гвидо Сильвестри! – вспомнил Владос и, подавив удивление, в точности перевел слова приятеля.
– Этот шакал – знакомый столь уважаемого человека? – не поверил Ичибей Калы. – А, наверное, он был у него в слугах.
– Не в слугах, а в компаньонах, – заносчиво отозвался юноша. – Просто мне не повезло, и мои корабли попали в бурю…
– Если ты скажешь, что богат – сквалыга тут же назначит выкуп, – не меняя тона, быстро предупредил Владос.
– …с тех пор я совершенно разорен! Лишь Гвидо Сильвестри всегда ссужал меня деньгами, всегда…
– Купец Гвидо – не только богат, но благороден и жалостлив, – Ичибей покивал. – Так ты, говоришь, что хорошо его знал?
– О, очень хорошо! От него я и услыхал о твоей дочери. Гвидо очень ее хвалил, и вообще отзывался восторженно. Все вздыхал – мне бы такую жену! Не пожалел бы и перейти и мусульманскую веру…
– Ну, с верой ты загнул! – предупредил Владос. – В это наш скряга ни за что не поверит, даже и толмачить не буду.
– Как знаешь… – Лешка собрался с мыслями и продолжил, старательно подавляя усмешку, – вот уж никогда не думал, что так будет горазд врать! А что делать – на кону стояла свобода и жизнь.
– Впрямь ли Гвидо Сильвестри так богат, как про него рассказывают?
Уж Ичибею ли не знать про богатства старика‑итальянца? Хитер, ох, хитер старый скряга!
– Да уж не беден. Шесть кораблей у него, яхта, не хуже, чем у Абрамовича, три новых «мерина» в гараже…
– Ичибей, как и я, не знает, кто такой Абрамович, – скосил глаза грек. – Не буду про это. А вот про меринов скажу… только не три, а тридцать три! И не только мерины, но и волы, и быки, и прекрасные ИНОХОДЦЫ!
– И вот у такого богача, как Гвидо, совсем нет родственников, которым бы он мог передать свою фирму…
Последние слова ушлый Владос перевел, как «завещать все свое богатство».
– …а ведь он уже далеко не молод.
– Вах! – Ичибей всплеснул руками. – Ты что‑то говорил про мою дочь?
– Да, теперь о дочери, – важно кивнул Алексей. – Хочу тебе сразу сказать, что между нами ничего такого не было… Не было, не было, клянусь честью! А что соседи насплетничали, ну, тут уж я ни при чем, – юноша развел руками. – Впрочем, это очень даже неплохо для нашего плана. Итак, твоя дочь Гюльнуз и я… в общем, в глазах соседей нас связывают какие‑то там отношения. Типа любит она меня прям до безумия! Готова отдаться хоть сейчас… Э, Владос, этого не переводи! Короче, фишка вот в чем: соседи ведь скоро узнают, что у тебя был побег… узнают, узнают, не кривься, кто‑нибудь да протреплется, хоть тот же красавчик Алныз.
Все, как по команде, повернув головы, посмотрели на Алныза, и тот побледнел:
– А я чего? Я ничего. Я вообще никогда ни о чем не болтаю.
– Слушай дальше, уважаемый Ичибей. Итак, соседи про побег пронюхают, тут уж не скроешь, узнают, и кто бежал… Дальше рассказывать? Ну, не тупи! Что непонятного? Если бежал я – как все почему‑то считают, любовник твоей дочери – то почему бы и ей не сбежать вместе со мной… Вполне правдоподобно получится. Потерявшая голову от любви дочка сбежала с невольником. Безутешный отец рвет волосы на жо… на бороде. Все в лучших традициях российских сериалов! А на самом деле, твоя доченька, само собой, в окружении верных людей, плывет себе на каком‑нибудь паруснике в Кафу, навстречу с любимым олигархом.
Ичибей покривился:
– Чушь какая!
– А по‑моему – классный план! Кстати, у Гюльнуз имеется соперница… одна блондинка из подтанцовки… Глупая, но хваткая. Уж та ни за что не отдаст миллионера, только вот, как назло – я ей так нравился, спать не могла!
– Перетолмачу, что ты ее жених?
– Давай! Короче, я – жених, Владос – друг жениха – без нас двоих эта история хорошо не закончится! В общем, Ичибей, придется тебе нас отпустить, да еще и денег дать на дорогу. Ну а Гюльнуз отправляй в Кафу, да как можно быстрее!
– Ну, ты и жук, Алексий! – восхищенно присвистнул грек. – Вот уж не думал.