– Ну и что же нам придется делать? – недоверчиво поинтересовался Владос. – Надеюсь, ничего предосудительного?
– О, что вы, что вы, – Николай замахал руками. – Так, кое‑что привезти, отвезти… Короче говоря, будете возить кирпичи. Надеюсь, лошадьми править умеете?
– Да у меня на мотоцикл права и на грузовик скоро будут! – обиделся Лешка.
– Ваш друг не ромей? Ах да – русский. Но, видно сразу – человек достойный.
– Вы, Николай, тоже вроде бы ничего.
Старичок улыбнулся:
– Ну, так что? Согласны?
Друзья немного подумали и, договорившись об оплате, ударили по рукам. Сделку не обмывали – все ж таки стоял предрождественский пост – тем не менее настроение у всех троих парней было приподнятое. Ну, еще бы! Теперь‑то жить можно – и корабля дождутся, и денег подзаработают, так, что, наверное, можно будет сразу же и осуществить перевод в Кафу. Эх, и повезло же им нынче! Ну, просто какая‑то счастливая полоса настала! И давно пора бы!
Старик Николай не обманул – работа и в самом деле оказалась неплохая: нужно было возить кирпичи из загородной деревни, где располагалась мастерская некоего мрачного бородатого субъекта по имени Аристарх, на задворье у церкви Святой Софии. Возили вдвоем – Владос и Лешка, потом, уже втроем, быстренько разгружали – и Георгий, тщательно пересчитав привезенные изделия, отправлялся с докладом к «деду Николаю», как приятели прозвали меж собой старосту церковного причта. Когда выходил один рейс в день, когда два – старика, это, похоже, не очень‑то волновало. Правда, в иные дни приходилось и погорбатиться немного – съездить туда‑сюда раза три, а то и четыре. Стражники у ворот парней уже знали, пропускали беспрекословно и не обыскивали – да и что можно отыскать в груде только что обожженного кирпича?
Такая вот была работа. Жили приятели в небольшой каморке при церкви – довольно‑таки уютной и теплой. Помещалось три узеньких ложа, застланных верблюжьими одеялами, небольшой стол, полочка, обитый медью сундук для вещей.
Трапезунд Лешке понравился – ничего не скажешь, красивый был город, да и за городом глаз нельзя было отвести от синих гор, зеленых и темно‑голубых виноградников, желтых оливковых рощ. И это сейчас, зимой! Каково же будет летом? Правил городом – и всей империей, вернее, ее остатками – император Великий Комнин, которого редко кто видел и, такое впечатление, мало кто уважал, в отличие от предыдущего императора Мануила. На базаре открыто шептались, что Великий Комнин панически боится турок, впрочем, турок здесь все боялись. С другой стороны, на взгляд всех трех приятелей, император отличался гуманностью – не производил никаких публичных казней, никого не пытал, не бросал в тюрьмы, и указы его громко не зачитывали на площадях глашатаи. Правил незаметно, тихо, так, что иногда казалось, что в империи и вовсе никакой власти не было. И, говорят, пьянствовал. Но город все же был чудесен! И Лешка все чаще подумывал даже, что не стоит ехать в далекий Константинополь – а пожить здесь. Подкопить деньжат, нанять людей да двинуть на Русь – искать Черное болото. Неплохой, вполне приемлемый план.
Владос и Георгий – другое, они ведь были ромеи, и во всем мире для них имелся лишь один город – Константинополь. А Трапезунд – красивейший, чудеснейший Трапезунд – оба, не сговариваясь, презрительно именовали нищей провинциальной деревней.
Ну, что и говорить – каждому свое.
В свободное время, по вечерам и церковным праздникам, Георгий истово молился, а Владос с Лешкой открыто тосковали – дед Николай одним из условий поставил то, чтоб ребята ни с кем не общались, не заводили друзей‑приятелей, дескать – это одна лишь помеха в работе и строительных делах. Мол, потерпите, парни, до весны‑то не так и много осталось. Парни, конечно, терпели – больно уж условия были выгодными – но все ж тосковали, тосковали. О чем вообще может тосковать молодежь? По компаниям друзей, по посиделкам с песнями и танцами, по девчонкам. Да‑да, по девчонкам! Природа брала свое, и странно бы было иначе. Иное дело – Георгий, тот истово верил и молился – вот и все развлечения. Впрочем, судя по довольному виду, парню этого хватало вполне. Ну, кому что…
И, конечно же, парни не выдержали. Первым задал провокационный вопрос Владос – они как раз остановили повозку на перекрестке – пропускали возвращавшийся со службы отряд ночной стражи. Чеканя шаг, шли тяжеловооруженные панцирники – акриты, крупные чешуйки из брони ярко блестели в лучах зимнего солнца, над шлемами покачивались плюмажи из страусиных перьев, угрожающе торчали короткие копья.
– Глянь‑ка во‑он туда! – воскликнул вдруг Владос. – Ну что за красивая девчонка!
– Рыжая? – Лешка присмотрелся.
– Нет. Та, что с ней рядом.
– Ах, эта… Да она, кажется, толстая!
– Сам ты толстый. Вот, что, Алексий, – пропустив воинов, грек тронул поводья и, оглянувшись по сторонам, зачем‑то понизил голос: – А не гульнуть ли нам немного? Так сказать, согрешить! Пост‑то, чай, давно кончился.
– А, пожалуй! – с готовностью откликнулся Лешка. – Только вот как? Боюсь, старик прознает. Мне почему‑то кажется, что церковный сторож ему о нас стучит.
– Стучит?!
– Ну, докладывает.
– А, это ясно, что докладывает, – Владос хохотнул и, пригладив рыжую шевелюру, заговорщически подмигнул приятелю. – Так мы ведь не из дома будем на гулянки бегать!
– А как же тогда?
– А прямо днем… Вот, зачем нам вдвоем ехать? Телегу и один может загрузить – тяжело, конечно, но оно того стоит. В общем, предлагаю ездить за кирпичами по очереди. Сегодня – один, завтра – другой. Вот и погулять можно будет – считай, целый день! Знаешь, сколько в Трапезунде «веселых домов» – лупанариев?
Лешка усмехнулся:
– А сколько?
– Много! – со значением отозвался грек.
– Но там ведь надо девкам деньги платить.
– Во, дает! Конечно, надо. А ты что, проходимец этакий, хотел за так? Ничего‑ничего, не жмотничай.
– Но денег‑то маловато осталось, – озаботился Лешка.
– Так попросим у старика! Скажем, новые башмаки хотим справить.
Дед Николай деньги дал. Поворчал, но дал, в счет будущей зарплаты, так сказать – авансом. Обрадованные друзья всю ночь шептались, а утром, как только выехали за ворота церковного двора, подбросили вверх мелкую медную монетку – обол:
– Ну, голова или нос? – зажав медяху в кулак, осведомился грек.
– М‑м‑м… Нос! – решительно заявил Лешка.
Владос разжал руку – вместо ожидаемого изображения вражеского корабельного носа – ростра – там бугрилась кудрявобородая голова императора Мануила.
– Моя очередь! – радостно закричал грек и, хлопнув приятеля по плечу, добавил: – Не отчаивайся, ведь завтрашний день – твой!
Он спрыгнул с телеги, едва та успела завернуть за угол – и был таков.
– Везет же людям, – Лешка покачал головой и улыбнулся. И в самом деле, чего расстраиваться‑то? Ведь завтрашний день – его.
А сегодня уж пришлось потрудиться. Загрузить целую телегу кирпича – и вдвоем‑то не получится, а уж одному…
Святящийся, как голый зад при луне, грек внезапно вынырнул из темноты уже у самой церкви – Лешка нарочно ехал помедленнее, крутил головой. И все ж – не заметил.
– Ну, слава богу, успел! – запрыгнув на облучок, Владос перекрестился на церковный купол с большим золоченым крестом.
– Скажи спасибо, что я подождал, – буркнув, Лешка повернулся к приятелю. – Ну, как?
– Просто, как в сказке! Недалеко от старой башни есть одно заведение, я тебе расскажу, как найти…
Лупанарий Лешка отыскал сразу, заведение располагалось на втором этаже ничем не примечательной харчевни, в подробностях описанной Владосом.
– Что угодно господину? – к гостю тут же подбежал лысый трактирщик с небольшой черной бородкой и вислыми усами. – Есть хорошее вино, родосское… – трактирщик понизил голос и, весело подмигнув, осведомился: – Желаете подать на второй этаж?
– Ж‑желаю, – Лешка чувствовал себя как‑то скованно, все ж таки впервые в жизни посещал столь одиозное заведение, да еще и черт знает где.
– Прошу, мой господин! – поклонившись, лысый повел посетителя к лестнице, почтительно интересуясь, какую закуску подать к вину:
– Белые пышки, черные маслины, оливки?
– Оливки, – решительно кивнул юноша.