Я свободен,
Словно птица в вышине…
Нравилась парню «Ария», а еще «Король и Шут», «Наив», «Кукрыниксы», «Тринадцатое созвездие» и уж совсем не нравилась «гнусная попсятина» типа «Фабрики звезд» – вот уж чего терпеть не мог. Воспитатель, Василий Филиппович, с музыкальными Лешкиными вкусами и пристрастиями соглашался, правда, предупреждал, что по сему предмету людей судить не стоит, если человек слушает «россиянскую» попсу, так это еще не значит, что он полный дебил. Хотя, наверное, где‑то рядом.
Мы верим, что есть свобода,
Пока жива мечта…
Ага! За поворотом, за ельником, замаячили наконец домишки Касимовки. Два трехэтажных, панельных, с балконами, один двухэтажный кирпичный, остальные – деревянные: выкрашенный выцветшей голубой краской клуб, построенный еще пленными немцами, сельпо с оставшейся еще от старых времен вывеской «Магазин ОРСа», почта. Около магазина, на площади, стоял молоковоз – сто тридцатый «ЗИЛ» с желтой цистерной, видать, водила решил заглянуть за пивком. Лешка сунул руку в задний карман старых джинсов, пересчитал имевшуюся наличность – вздохнул. Пересчитывай не пересчитывай – а все равно денег больше не станет. Пятьдесят рублей – десятками – ну еще мелочь – рубля три, точнее – два восемьдесят. Рублей тридцать – на спирт, двадцать – на хлеб, растянуть до понедельника – там аванс обещали. Ну, крупа еще оставалась, макароны, тушенки банка… Рашид обещался с фермы молока принести… Жить можно. А, может, на спирте сэкономить? Тем более, говорили, что он у Федотихи дешевый. Обойтись двумя червонцами, столько же – на хлеб, а на двенадцать – двенадцать восемьдесят – купить в сельпо пива. Как раз на банку «Охоты» хватит – а то жарко!
Произведя такие расчеты, Лешка повеселел и резко свернул к магазину. У дверей сельпо, на лавочке, развалясь, сидел рыжий кудлатый парень с широким, несколько простодушным лицом и вдумчиво листал какой‑то гламурный журнал, от обложки которого то и дело отражались веселые солнечные зайчики. Отражались и прыгали прямо Лешке в лицо.
Юноша прищурился и, узнав в рыжем парне шофера молоковоза, вежливо поздоровался:
– Привет, Коля. Как жизнь?
– Бьет ключом! И все по голове, – пошутил водитель. – Ну, что, вытащил трактор‑то?
Лешка вздохнул:
– Пока нет. Вечером дядька Ваня Иваничев обещал на «дэтэшке» дернуть.
– На «дэтэшке». – Николай мрачно сплюнул наземь. – Тут не трактором, тут груженым «Камазом» надо. Хорошо засел‑то?
– Да уж, засел.
– Ну вот, я и говорю – «Камазом».
– «Камазом», – Лешка шмыгнул носом. – Где его только взять, «Камаз» – то? Ну, может, «Урал» лесовозный поедет… Да! Лесовозников и попрошу, если встречу.
– Лесовозников, – внезапно обозлился шофер. – Все дороги разбили, козлы, ни пройти ни проехать! А ремонтировать кто будет?
– Да, – согласно кивнув, Лешка присел рядом. Не так просто присел – с умыслом. Так же и разговор продолжал – по‑хитрому, знал: Колька – парень несговорчивый, резкий, тут издалека начинать надо.
– Интересный журнал у тебя.
– А, «Плейбой», – Николай усмехнулся. – Братишка из города приехал – привез. Вот, думаю кабину украсить.
– О, да тут и машины, не только бабы, – Лешка заглянул в журнал. – Ни фига себе, тачки!
– Да уж, – философски изрек шофер. – Нам с тобой, Леха, на них ни в жисть не заработать. А вот какая‑нибудь… – Он выругался. – Вон, пишут – одной дорогущую тачку подарили, другой… И за что, спрашивается? Да за красивую задницу, больше ни за что! Во, блин, уроды. Тут пашешь, пашешь – весь в мыле – а на зарплату смотреть тошно.
– Ну, уж нам‑то с тобой никто тачку не подарит, не думай, даже и ждать нечего, – засмеялся Лешка и, посчитав прелюдию законченной, наконец, задал главный вопрос:
– Коль, а ты сейчас с фермы или на ферму?
– На ферму. Вот, зоотехника с почты дождусь – и поеду.
– А назад во сколько поедешь?
– Да через час где‑то.
– До повертки подкинешь?
– Давай… Только ждать не буду – ты вот здесь, на крылечке сиди, ладно?
– Конечно! – Лешка обрадовано подпрыгнул. – Короче, я это, по делам побегу… Так не забудешь остановиться?
– Да не забуду, отстань.
Уговорившись с шофером, Лешка быстрым шагом обогнул трехэтажки и, перейдя по разбитым мосткам неширокий ручей, остановился перед длинным забором из сетки – рабицы. За забором произрастали аккуратно подстриженные смородиновые кусты, за которыми наблюдалась выложенная плиткой дорожка, ведущая к небольшому дачному домику с белыми резными наличниками и крышей из нержавейки. Красивенький такой был домик, как с картинки из глянцевого журнала. Рядом с домиком стоял новый белый автомобиль «шевроле – ланос», не такая уж и крутая тачка, вокруг которой, вооружившись тряпкой, бегала немолодая уже женщина в широкополой шляпе, красном лифчике и серых мешковатых шортах. Дачница.
– Здрасьте! – Лешка подошел к воротам и на всякий случай спросил, в каком доме живет бабка Федотиха.
– Федотиха? – дачница улыбнулась. – А во‑он ее изба, у леса. Видите?
– Да вижу, спасибо.
Изба бабки Федотихи – добротный, серый, рубленный в лапу, дом под шиферной крышей – была окружена дощатым забором, поверх которого угрожающе поблескивала на солнце колючая проволока. Висевшая на калитке табличка, грозно предупреждавшая – «Осторожно, злая собака», – ничуть не напугала Лешку, со слов Ваничева он знал уже, что никакой собаки у бабки нет, а табличка рассчитана на чужих. За калиткой, на дворе у просторной, пристроенной к дому веранды, стояла бабкина машина – красная «Таврия», что было хорошим знаком – значит, Федотиха дома, а не уехала в город сдавать перекупщикам принятые у местных ягоды и грибы.
Обойдя машину, Лешка подошел к веранде и постучал в окно:
– Есть кто‑нибудь?
– Иду‑иду, – послышался приветливый женский голос. Дверь отворилась, и вышедшая на двор хозяйка внимательно осмотрела незваного гостя вдруг ставшим подозрительным взглядом:
– Чегой без корзинки‑то? Аль где оставил? Чернику принес, лисички?
– Да нет, – улыбнулся Лешка. – Мне бы спирту чуток.
– Спирту?! – зло переспросила Федотиха. – А кто это тебе сказал, что я спиртом торгую?
– Дядя Ваня Иваничев.
– Ванька? Врет, паразит!
– Так значит, нету?
– Нету, нету, – бабка замахала руками. – И не было никогда. Иди, иди отсюда, милок, да боле не приходи. Ишь, чего захотел, спирту!
– Ну…
Враз погрустневший Лешка не знал, чего теперь и делать. Без спирта его точно никто вытаскивать не будет! У кого ж купить? Во! У Рашида в медпункте взять, на время – там‑то уж наверняка есть. А потом вернуть – купить где‑нибудь, кажется, в трехэтажках кто‑то торгует, узнать бы точно – кто.
– Эй, парень, – у самой калитки Федотиха вдруг нагнала Лешку. – Ты сам‑то кто?
– Да тракторист, на практике вот у вас.
– А, понятно, – бабка неожиданно подобрела… или это просто так показалось?
Выглядела она, надо сказать, точно так, как обычно и выглядят деревенские бабки – темная затрапезная юбка, вязаная кофта, цветастый платок, лицо продолговатое, морщинистое, с тонкими, ехидно поджатыми губами и остреньким носом и небольшими усиками над верхней губой – запоминающееся, надо сказать, лицо. Глаза непонятного цвета, прищуренные – а взгляд такой неприятный, острый, просвечивающий, словно рентген.
– Недавно, значит, у нас?
– Угу.
– То‑то я тебя не знаю. Практикант… Случайно, не ты трактор в болотине утопил?
Лешка аж закашлялся от удивления – ничего себе, и суток не прошло, а уже вся деревня знает! Наверняка это почтальонша Ленка все разболтала, заразища, она, она, больше некому.
– Чего в болото‑то сунулся, нешто объехать нельзя было?
– Да, думал, проеду…
– Думал он, – Федотиха оперлась на калитку. – Нехорошее место это Черное болото, – глухим голосом продолжала бабка. – Не один человек уж там сгинул и сгинет еще. Трясина, да и леший, говорят, там где‑то рядом бродит.
– Леший?!
– Не хочешь, не верь. Одначе берегись, парень, оказаться на Черном болоте ночью, да еще в грозу! – Федотиха набожно перекрестилась и уже будничным тоном произнесла: – Ну, идем.
– Куда? – не понял Лешка. Оглянувшись вокруг, бабка понизила голос: