Не прекращая рассказывать, слуга проводил Хети к Сахатору, сидевшему во внутреннем дворике дома, в оплетенной виноградом беседке. Вокруг хозяина собралась вся его семья.
— Хети, мой друг! — воскликнул египтянин при виде нежданного гостя. — Какое сумасшествие возвращаться в город, где Зерах, который всем тут заправляет, приговорил тебя к смертной казни!
Услышав эти слова, Хети понял, что живущие в заточении обитатели дома еще не знают, что их гость — приемный сын царя гиксосов и новый правитель Авариса. Он решил ничего им об этом не говорить, чтобы не вызвать враждебного отношения к себе, к тому же совершенно незаслуженного.
— Не беспокойся обо мне, — сказал Хети хозяину дома, поприветствовав его на египетский манер.
— Прости меня, Хети, мой друг, но я беспокоюсь не только о тебе, но и обо всех нас. Если кто-то видел тебя у двери моего дома и тебя узнал, я, моя жена и мои дети — мы все в опасности.
— Заверяю тебя, никто не видел, как я входил, и я сумею выйти так же незаметно.
— Я надеюсь, что на этот раз все обойдется, но сейчас повсюду предатели и доносчики! Сосед следит за соседом, доносит, чтобы показать, что он — настоящий ааму, даже когда этого никто не требует… Но расскажи мне, что с тобой случилось и почему ты вернулся в Аварис? Тебя послали жрецы храма? Быть может, сам господин Кхентекечу?
— Знай, что вот уже два года я не переступал порога Замка змей.
— Последний раз мы тебя видели в тот день, когда ты в сопровождении своего друга Небкаурэ пришел просить справедливости у Ренсенеба, этого правителя-вероотступника, которого ты потом предал смерти! Я понимаю, почему ты так поступил, но его смерть имела самые печальные последствия: ааму воспользовались ею, чтобы взять в свои руки власть в городе. Они стали преследовать египтян, разлучать семьи, заставляли нас предать свои убеждения и отказаться от наследия предков… Да, Ренсенеб лебезил перед ааму, однако он оставался египтянином и, даже помимо своей воли, защищал нас. Когда его не стало, мы должны были выбирать из двух зол: покинуть свои дома и все добро и бежать или принять образ жизни и нравы, которые нам омерзительны. Очень немногие, подобно мне, отказались сделать свой выбор и при этом остались в городе, продолжая жить по обычаям предков. Но жить, постоянно прячась, ежеминутно рискуя своей жизнью! Взгляды людей стали враждебными, или, по крайней мере, испуганными.
— Сахатор, я вернулся на родную землю после двухлетнего отсутствия. Я пришел, чтобы из твоих уст услышать, что произошло с людьми, которых мы оба знаем, и, прежде всего, о жрецах Замка змей.
— Я не могу рассказать тебе ничего нового — у нас нет возможности обмениваться посланиями, сейчас это слишком рискованно. Последний посыльный из храма, который пришел в мой дом до последнего разлива, был убит на обратном пути, у городских ворот. Счастье, что никто не видел, как он вышел из моего дома! Он имел неосторожность идти в набедренной повязке! Никто из горожан его не знал, тем более что теперь все египтяне стали ааму, поэтому его объявили лазутчиком и побили камнями. Теперь ты понимаешь, почему мы боимся за тебя, да и за себя тоже.
— Я понимаю, — подтвердил Хети, который уже принял решение изменить порядки в городе. — Но расскажи мне о Зерахе. С твоих слов я понял, что он объявил себя правителем этого города.
— Я немного знаю. Люди говорят, что это он поднял свой народ против египтян. Испугавшись, многие египтяне в спешном порядке превратились в ааму. Все, что мне известно, — он провозгласил себя судьей и приговорил к смерти многих несчастных, осмелившихся протестовать против его решений, и тех, кто не захотел отказываться от обычаев своих предков. Поэтому мы живем взаперти и стараемся не давать повода для агрессии.
Хети собрался уходить, однако Сахатор добавил:
— Прошу тебя, дождись ночи, а потом уходи. Когда ты пришел, люди прятались в домах, спасаясь от жары, но теперь на улицах полно народа, и кто-нибудь может увидеть, что ты выходишь из моего дома, — опасности подвергнешься ты сам, да и мы тоже.