Царица. Нет, супругу царицы — нет!
Князь Георгий. Не высокое же положение занимает в твоем доме супруг царицы.
Царица, вставая. А когда-то оно было высоким — когда-то было. Самое высокое место у меня принадлежит ему. Помнишь, в Тифлисе? Ты был единственным, кого я избрала из всех, и я гордилась этим.
Князь Георгий. Мне пришлось на долю быть отцом Георгия — а больше мне ничем не пришлось быть.
Царица. Тебе пришлось на долю больше — стать моим господином — тебе выпала любовь моя. Вот что тебе досталось. Одному тебе из всех князей, которых я видала. Когда ты возвращался, я выходила тебе навстречу с цветами и музыкой, а когда ты уходил в Тифлис — наступала тишина и мрак, будто целое звездное небо закатилось за море.
Князь Георгий. Да, но теперь ведь уж не так.
Царица. Да, теперь уж не так.
Князь Георгий. Хорошо, я ничего у тебя не выпрашиваю.
Царица. Вначале сердце твое было как сердце ребенка. И мы бывали вместе в городах и на рынках. Потом ты стал вести другую жизнь.
Князь Георгий. Это — с твоими девушками.
Царица. Молчи. Я этому не верю. Как хочешь — это меня не заботит. Что тебе приходит в голову? Скажи мне лучше, почему раньше у тебя было другое сердце? У врагов ты брал много пленных и мало трупов. Теперь не так.
Князь Георгий, глядя на нее. Тамара, разделим эту вину.
Царица. Разделить?! Нет. Разве я внушила тебе твою кровожадность?
Князь Георгий. Внушила? Ты меня довела до нее, толкнула на нее — вот как ты мне ее внушила… Ты улыбаешься. При свете лампы мне видно, как ты стоишь и улыбаешься. Хорошо же, царица, и я не плачу!
Царица. Ты устал от побед, потому ты и говоришь таким тоном. Отдохни, пойди ляг. Доброй ночи, Георгий.
Князь Георгий. Доброй ночи, Тамара. Я ничего у тебя не выпрашиваю.
Царица. Хорошо, что Тарас в лагере нынче ночью. Уходит.
Князь Георгий. А лучше всего то, что я нынче ночью не в лагере. Уходит.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Наступает утро. В зале темно, вход в глубине сцены не виден. Горит только лампадка перед иконой. Быстро рассветает. Фатима входит через вторую дверь. У нее в руке фонарь, она открывает обитую железом дверь и исчезает за ней. Через некоторое время она возвращается в сопровождений хана, запирает дверь и берет хлеб.
Фатима. Как ты думаешь, те двое, что заперты там, видали нас?
Хан. Не знаю… Что тебе нужно?
Фатима. Я хочу тебя спасти.
Хан. Спасти?
Фатима. Чтобы ты мог возвратиться к твоему народу. Ты начинаешь его забывать.
Хан. Я не забыл моего народа. Всю ночь я думал о нем. Посмотри, я сидел всю ночь и думал.
Фатима. До сих пор царица не могла уснуть от многих дум: я не могла прийти раньше. Теперь царица спит, и я взяла ключ. Идем.
Хан. Мне — бежать?
Фатима. Да, чтобы не жить здесь больше и не забыть истинной веры. Вчера ты забыл о часе молитвы в обществе царицы.
Хан. Это правда
Фатима. Я знаю ход, который идет под замком и выходит в горы. Иди. Открывает потайную дверь в глубине направо.
Хан, не двигаясь. Я не хочу бежать.
Фатима, возвращаясь. Что ты говоришь?
Хан. Ты — подруга царицы?
Фатима. Да, и служанка пророка. А кто ты? Или ученье Христа уже овладело тобой?
Хан. Я не знаю. Нет, учение Христа не овладело мной. Но я не хочу бежать.
Фатима, сжимая руки. О, Аллах, он не хочет бежать, не хочет бежать! Подходя к нему близко. Видно, я должна сказать тебе правду. Я действую по воле царицы.
Хан. Правда? И по ее приказу?
Фатима. Да. Что же, ты бежишь?
Хан. Ты сказала, что царица спит и ты взяла у нее ключ.
Фатима. Я сказала это, чтобы пощадить царицу. Царица не должна была бы устраивать бегства своего собственного пленника, вот почему я так сказала. Она дала мне ключ и сказала: выпусти его!
Хан, идет за ней к потайной двери. Это другое дело. Останавливаясь. Но тогда я должен сначала поблагодарить царицу.
Фатима. Хан, рассветает. Уж почти день. Теперь слуги встают в замке, сейчас они придут и подымут завесы. Тогда будет уже поздно. Хан размышляет.
Фатима. Вот я слышу шум в коридорах — это идут слуг. Что же ты ждешь? Не хочешь ли ты посрамить доброту царицы?