Царица. Мои условия известны тебе, хан. Что же ты ответишь мне?
Хан. Если бы у меня было больше воинов и я бы победил тебя, могла ли бы ты стать нашей?
Царица, подумав. Нет, нет… Что же я думаю. Я бы не могла. Никогда!
Игумен. Правда, правда, дитя мое.
Хан. Как же ты можешь требовать, чтобы я стал вашим?
Игумен. Он слеп и не видит своего спасения.
Князь Георгий, адъютант и священник возвращаются, все трое с копьями. У адъютанта через руку перекинут плащ.
Царица. Да, он слеп. Но никогда мне не случалось видеть слепца с таким взглядом.
Князь Георгий. О-го! Уж не огонь ли сверкает в глазах твоих из-под покрывала, Тамара?
Игумен. Ты ошибаешься, князь Георгий. Царица холодна.
Царица. Моли Бога, честной отец, чтобы я могла всегда оставаться холодной.
Князь Георгий. Георгий и Русудан верно вышли?
Царица. Да, они вышли. Попрощайся с ними перед уходом.
Князь Георгий. А с тобой нет?
Царица. Со мной? Молчит.
Князь Георгий. Ты не хочешь?
Царица встает и быстро сходит по ступеням. Да, да, да, Георгий, хочу. Отбрасывает покрывало, обнимает и целует его. Бог да будет с тобой. Снова закрывает покрывало.
Князь Георгий. И с тобой тоже, Тамара.
Крестится на иконы и уходит в сопровождении своей свиты.
Царица. Смотри, хан, вот идет князь Георгий к новым победам над врагами Христа. Он великий воин.
Хан. У него больше солдат, чем у нас.
Царица. Нынче ночью он разобьет хана Карскаго. Можно ли спастись от князя Георгия!
Хан. Все в руках Аллаха. Захочет Аллах даровать ему победу — и он победит. Нельзя избежать воли Аллаха.
Царица. Каждый раз ты возражаешь мне, будто ты не мой пленник. Как это так? И все, что я говорю тебе — напрасно.
Игумен. Так покажи же ему свою силу, царица, и он смирится.
Царица. Честной отец, пусть писцы уйдут.
Игумен берет у писцов пергаменты и просматривает их, писцы стоят между тем и ждут, следя за ним глазами.
Хан. Все, что ты говоришь мне — напрасно? Нет не все, что ты говоришь мне, не доходит до меня, великая царица. И голос твой таков, что я трепещу от него.
Царица. Но я непреклонна, помни это.
Хан. Значит, ты уже решила мою участь, если ты непреклонна. Так скажи же мне, что же ты решила, чтобы я больше не утруждал тебя. Смерть?
Царица. Смерть? Твою? Нет.
Хан. Ты можешь больше получить за мое тело, потому я и спрашиваю.
Царица. Господи — ты думаешь, хан, что я уж такая жестокая.
Хан. Ты даруешь мне жизнь, и я дам тебе много земель и много виноградников за твое милосердие. В Товине у меня есть большой сад, полный цветов, его я дам тебе за твою красоту.
Царица. У меня в моих владениях довольно земель и много садов.
Хан. Ничего другого дать я не могу.
Царица. Подумай, может быть, у тебя есть что-нибудь другое. Я подожду… Здесь так много людей. Почему не уходят писцы?
Игумен дает знак — писцы уходят. Игумен кладет пергаменты на стол царицы.
Царица. Благочестивый отец, ты утомлен. Ты можешь пойти отдохнуть.
Игумен. Я запру пленника.
Царица. Я это сама сделаю.
Берет ключ и отпирает обитую железом дверь. Хан подносит пальцы к груди, рту и лбу и идет. Игумен протягивает руку за ключом.
Царица. Ключ останется у царицы. Отбрасывает покрывало. Как странно, Фатима, вдруг здесь стало так пусто. Здесь вовсе нет людей.
Фатима. Хан ушел.
Царица. Да, и хан тоже ушел… Благочестивый отец, ты можешь идти отдыхать. Опускается на диван.
Фатима. Хочешь, я позову музыкантов и танцовщиц?
Царица. Нет, нет, тут в замке есть пленник… Я думаю о том, как пусто должно быть там у него. Он мог бы быть здесь. Я не знаю, можно ли было бы ему быть здесь?
Фатима. Не позвать ли мне его?
Царица. Если хочешь, Фатима. Как хочешь. Да, позови его. Здесь ему будет прохладней. Смотри, вот и у меня на лице покрывало, как у тебя. Фатима берет ключ.
Царица. Подожди, подожди немного. Позови Мецеду.
Фатима зовет через вторую дверь. Мецеду!
Царица. Она надела мне сегодня неодинаковые чулки, это большая ошибка. Я показалась перед всеми в замке в неодинаковых чулках. Хан стоял и смотрел на мои ноги.