Он поднялся с кровати и потянулся ко мне.
— Калеа…
— Слушай, я не хочу ссориться с тобой, когда это, возможно, последний раз, когда я тебя вижу…
— Калеа… — Шаги в коридоре прервали моего отца, и мы оба посмотрели в сторону двери.
— Черт, я думала, у меня будет больше времени. — Его глаза нашли мои. — Послушай, есть кое-что, что ты должна знать. Есть причина, по которой эта адская тварь перенесла Вознесение, кроме как для того, чтобы помучить тебя. Твоя мать, Мария… ее тело ранено.
Я отмахнулась, уставившись на него.
Боль наполнила его черты, когда снаружи раздались громкие крики и звон металла, и Джолли выиграл для нас еще несколько драгоценных секунд.
— Она умирает, Калеа, и по мере того, как ее тело отказывает, оно истощает силы императрицы. Она слабее, чем когда-либо прежде. Не дай ей забрать тебя. — Он схватил меня за руки.
— У меня нет выбора…
— Есть. Императрица не может обладать другим телом, если оно не желает или обладает большей силой.
— О чем ты говоришь?
В дверь ворвались несколько стражников.
— Кронос, ты арестован за нарушение правил использования твоего голема и нападение на королевскую стражу, — рявкнул один из стражников. Они окружили моего отца, оттаскивая его от меня, но его глаза не отрывались от моих.
— Ты не слабая, дочка, — проворчал он, когда они заломали его руки за спину. — Так что не соглашайся. Она не может заставить тебя отдать ей свое тело, какой бы сильной ни была.
Мои глаза расширились. Я всегда думала, что, когда я согласилась стать наследницей, это было просто для показухи, что я буду наследницей Лилит, хочу я этого или нет.
— А как же мама?
Плечи Кроноса опустились, глаза зажмурились.
— Твоей матери больше нет, но это то, чего бы она хотела. Родители должны защищать своих детей, а не эгоистично просить их отдать свою жизнь…
— Заткнись, пьяница. — Один из стражников взмахнул мечом, ударив моего отца в висок. Его глаза закатились, и он рухнул на пол.
— Нет! — Я бросилась к мужчинам, вытаскивающим моего отца за дверь, но сильная рука схватила меня за руку, останавливая. Я посмотрела в сузившиеся зеленые глаза Маршала.
— Маршал, пожалуйста, останови это! — Умоляла я, сопротивляясь его хватке, пока стражники тащили бессознательное тело моего отца из комнаты.
Его хватка только усилилась.
— Почему я должен это останавливать? И ты, и твой отец — предатели Богини.
— Ч-что?
— Ты бросила свои обязанности, свой народ и свою императрицу…
— Я собиралась вернуться! — крикнула я, все еще пытаясь вырваться. — Но даже если бы я не вернулась, разве желание жить — это такой грех?
Маршал вздохнул, но наконец отпустил меня, когда дверь захлопнулась, заставив картины на стенах покачаться. Я отлетела назад, ударившись об пол, и посмотрела на него.
— Мы все чем-то жертвуем, Калеа. — Его голос стал мягче, и он протянул мне руку, чтобы помочь подняться. — Я знаю, что цена, требуемая от тебя, высока, но не думай, что ты единственная, кто жертвует своей жизнью ради дел императрицы…
— И что же это за дела? — Огрызнулась я, отмахнувшись от его руки, и поднялась сама.
Маршал нахмурился.
— Дела, которые ты всю жизнь защищала и отстаивала. Дела справедливости, мира и процветания для нашего народа… твоего народа.
— Да, моего народа, но как насчет остальных людей? Разве они тоже этого не заслуживают?
— Они могли бы получить это, если бы только смирились с правлением императрицы…
— Они рабы, Маршал! Вынужденные ей подчиниться. Скажи мне, как они должны были смириться с этим?
Маршал выглядел слегка озадаченным.
— Да, я знаю ваши маленькие секреты о Чужеземцах и о том, как наш народ использует их в качестве рабов и наживается на чужом труде.
— Есть разница между знанием и пониманием, принцесса. — Маршал прорычал последнее слово ледяным голосом.
Я вздрогнула. Я знал Маршала большую часть своей жизни, и никогда он не говорил грубое слово или высказал злую мысль о ком-либо. Он действительно верил, что императрица хороша и ее дело правое… так же, как и я неделей раньше.
— Я бы хотела, чтобы ты увидел правду, — вздохнув, пробормотала я, потирая больную руку, которую он слишком сильно сжал. Хотя не была уверена, что вообще можно с этим делать. Рабство было неправильным, но у императрицы должны были быть веские причины, чтобы потворствовать этому и не говорить мне.
— И я желаю тебе того же. Я знал, что приводить сюда этого Чужеземца было плохой идеей. Он промыл тебе мозги…