— Для начала… как ты ввязался в это дело?
Он смущенно замялся. У Доун заныла рука — давала о себе знать старая рана. Замечательно! Девушка и без того ужасно устала, слишком многое на нее обрушилось в один день.
— Думай, о чем говоришь. Она нас слышит, — прошептал Фрэнк. — У Эвы очень тонкий слух.
Да, незадача… Как же им поговорить начистоту? Когда же сложатся благоприятные обстоятельства?
— Ладно, расскажу что смогу, — задумчиво произнес Фрэнк. Он искренне хотел помочь дочери.
— Расскажи то, что я должна знать по мнению босса.
Отец, видимо, понял, что она имела в виду: не упоминать о мистике, а рассказать обычную историю об обычной работе в обычном детективном агентстве, которое случайно пригласили расследовать случай с Робби Пеннибейкером, — только и всего. Эва не поймет их тайный язык.
— Как я туда попал? — Фрэнк уставился в стену. — Ну да, все закрутилось после того, как местный журнальчик опубликовал статью об Эве в рубрике «Воспоминания о…» Обычное дело: старые семейные фотографии и краткий очерк о нас — кем мы стали, чем сейчас занимаемся.
Наверное, написали о том, как Фрэнк зависает в баре «Кошачья лапа» и горланит с друзьями песни о славном прошлом. Доун однажды звонил какой-то журналист, но она всегда отказывалась от интервью, не желая, чтобы ее успехам способствовало громкое имя матери.
Интересно-интересно… Ведь и телепата Голос нашел через газету. Там опубликовати статью о том, как благодаря сверхъестественным способностям молодого человека полиция задержала серийного маньяка. Вероятно, Лимпет вышел на отца тоже через информацию в прессе… Зачем ему понадобился Фрэнк? Ах да, у Фрэнка ведь была дочь, «ключ к Пророчеству», и ради нее Иона сначала нанял Мэдисона-старшего, а потом втянул и саму Доун…
— Я искал любую работу, — продолжал отец, — хотя… в общем, такому не обучался. Иона позвонил мне, и я согласился, вопросов не задавал. Еще бы, случай великолепный подвернулся: подарок, а не работа, да и платят отлично. Вот и радовался, пока не понял, что у Ионы… есть… ну, определенные мотивы… Потому он и взял меня.
Выражение его лица подтвердило предположения Доун, что Фрэнк выступал в качестве приманки.
— Почему же ты остался?
— Мне понравилось. Я подкачал мускулы, у меня все неплохо получалось, и впервые в жизни никто не смеялся надо мной, не называл бездельником. Ну и… Брейзи… — Он сглотнул комок.
Доун вздохнула: вот бы Брейзи ворвалась сюда, немедленно, сию минуту! Больше им не на кого рассчитывать. Брейзи всегда приходила на выручку.
Девушка почувствовала тяжесть в груди.
— Иона воспользовался тем, что ты потерял смысл жизни. Он дал тебе цель.
Фрэнк предупреждающе на нее взглянул — они приблизились к запретной теме. Доун мгновенно умолкла.
Они постоянно напоминали друг другу об осторожности, хотя Эва, как ни странно, не предпринимала никаких попыток проникнуть в разум дочери. Удивительное поведение для вампира! Возможно, темная тварь могла считывать информацию, лишь заглянув жертве в глаза.
Доун перебрала в уме тысячи вопросов и остановилась на одном из самых для нее важных.
— Зачем ты сохранил снимок, сделанный на месте убийства Эвы?
Фрэнк помрачнел.
— Каждый раз, когда я пытался утопить горе в бутылке, передо мной лежала фотография Эвы. Я думал, что должен был спасти жену, бранил себя на чем свет стоит! Теперь-то мы знаем: перед нами разыграли паршивый вампирский спектакль. А я-то, дурак, считал, что Эва действительно погибла, и всякий раз, собираясь выбросить фотографию, чувствовал себя виноватым. Рука не поднималась… Все равно что выбросить ее саму… Я не мог. — Он виновато посмотрел на дочь. — Не могу.
Доун и сама долго цеплялась за воспоминания об Эве. Но простить мать и принять обратно как ни в чем не бывало — кощунство!
— Тебя же допрашивали по делу об убийстве, — сказала она. — Разве ты из-за этого не злишься? Тебя могли упечь в тюрьму, а то и похуже…
— Она сказала, что продумала все детали. У меня не возникло бы никаких проблем с законом. Я оставался вне подозрений.
Благодаря Слугам Подземелья. У них же имелись свои люди в полиции? Наверняка имелись.
— Такая забота и предусмотрительность, конечно, искупает ее вину! Все в ажуре…
— Прости… — Он смотрел на дочь с нескрываемой жалостью. — Прости! Тебе пришлось столько вынести.
Глубоко пораженная, Доун не могла вымолвить в ответ ни слова.
— Прости, — повторил Фрэнк. — Это я виноват в том, что ты выросла, ненавидя себя, и развила в себе склонность к саморазрушению. Я так старался тебя защитить, так не хотел, чтобы ты походила на мать! Я научил тебя ненавидеть, верно? Я привил… — Он замолчал, подбирая нужное выражение.