С момента взлёта прошло уже часа четыре, и Шекспир как раз заканчивал очередную песню:
...
Если в жарком бою испытал что почём, -
Значит, нужные книги ты в детстве читал!
Кто-то похлопал, кто-то задумчиво переваривал текст, несколько человек спали, храпя в тон работающим двигателям. Сидевшие в чём-то вроде круга солдаты дивизиона «Хранитель», меж которыми вклинились иные сочувствующие, погрузились в задумчивое ожидание следующего добровольца.
- Шекс, дай-ка инструмент.
Гитара пошла из рук в руки, пока не дошла до Тлена, который, даже не думая проверять её на строй, ударил боем по струнам несколько раз и, кивнув сам себе, что-то прошептал под нос.
- Играть и петь толком не умею - мучайтесь.
Несколько человек усмехнулись.
Тлен начал играть. Вначале последовало довольно долгое вступление. Но уже по нему стало ясно, что песня будет, скорее всего, по мотивам реальной истории. Притом трагической. Этого не следовало из грузности выводимой мелодии - уходящий взгляд Тлена говорил громче. Наконец он набрал воздуха в грудь и запел:
А день был как день,
Мы ушли на восход.
Где гор хладная тень,
Где ручьи звонких вод.
Дорога в дальний аул,
Только вверх и вперёд.
Рёв моторов и гул,
Сердце в такт и не врёт.
И тут взрывы, стрельба,
Крики, вопли и кровь.
Следом стоны, мольба -
Гимн уходящих сынов
Рука сбивалась время от времени, но этого никто не замечал. Было отчётливо слышно, как к горлу Тлена подступил ком, в глазах появились слёзы. Текст довольно красочно описывал бой. Затем темп сменился на более спокойный.
Спустя двадцать минут,
Тишина над колонной,
Лишь тела там и тут,
Да запах смерти зловонный.
Тлен закрыл глаза, слеза таки начала свой путь от глаза вниз. Текст ведал про друга, тело которого сыскалось среди погибших. Точнее даже не тело, а его фрагменты...
Собрать всё, что можно,
Мне комроты велел,
Чтобы двухсотый
Вес какой-то имел.
И я собирал -
По локоть руки в крови.
С брони отскребал
Друзей вчерашних мозги...
Струна лопнула, Тлен открыл глаза - он словно только что вернулся из того ада, который описал в песне.
- Пожалуй, это знак не продолжать. - Усмехнулся Тлен, стирая слезу со щеки.
- Как знал, запас струн взял. Извольте инструмент на починку. - Шекспир начал рыться в рюкзаке.
Повисло молчание в очередной раз. Уже не в первый раз песни несли столько боли утрат. Как ни крути, а народ собрался виды видавший. А то и не раз порой.
Немного поколдовавший с гитарой Шекспир настроил заменённую струну и, оглядев собравшихся, спросил:
- Ну, мужики, продолжим?
- Ну-ка дай я! - Привстал сидевший поодаль Лужецкий и протиснулся в центральный круг. Получив в руки инструмент, он сознанием дела поднастроил его и обвёл взглядом смотревших на него солдат. Он был, пожалуй, старейшим из собравшихся здесь, среди людей, как минимум.
- Эту песню отец часто пел. Давно я её не пел, да мне и не положено как-то, я не застал то дело, можно сказать. Ну...
В Афганистане, в Чёрном Тюльпане,
С водкой в стакане
Мы молча плывём над землёй.
Скорбная птица через границу
К русским зарницам несёт ребятишек домой.
В Чёрном Тюльпане те, кто с заданий,
Едут на Родину милую в землю залечь,
В отпуск бессрочный, рваные в клочья,
Им никогда, никогда не обнять тёплых плеч.
Когда в оазисы Джелалабада,
Свалившись на крыло, Тюльпан наш падал,
Мы проклинали все свою работу,
Опять бача подвёл потерей роту.
В Шинданде, в Кандагаре и в Баграме
Опять на душу класть тяжёлый камень,
Опять нести на родину героев,
Которым в двадцать лет могилы роют.
Которым в двадцать лет могилы роют...
...
Песни пелись до самого Рейкьявика. В какой-то момент, поставив машину на автопилот, вышли пилоты и тоже внесли свою лепту. Да что там пилоты - даже Сеной, и тот выдал несколько песен, на русском, правда, только одну. Была песня, с которой шли по волнам викинги, была поминальная песня полян, песни шотландцев и ингерманландцев. Пел Хранитель в историческом порядке, и предпоследней была строевая песня времён северной войны.
Пусть текст был в большинстве случаев неясен, но настрой, с которым они пелись, передавал смысл не хуже. Да и послушать песни, которые не звучали века - случай нынче практически невероятный.
Импровизированный концерт завершился со словами пилотов через громкоговоритель:
- Господа бравые воины и иные пассажиры, в том числе прекрасная и, что обидно, единственная пассажирка - прилетели, пристёгиваемся.