— Сегодня Сангвиналия, — произнёс великан. — Ну знаешь… всякие чудеса, подарки, желания и прочее праздничное дерьмо.
— А я бы посмотрел на тебя в церковном красно-белом костюмчике, Авраам, — произнёс важный господин.
Всадники и возничие отозвались приглушёнными усмешками, а великан следующими словами:
— Не… даже десятикратное жалование не заставит меня это сделать, капитан.
— Ха! Твои услуги обходятся всё дороже и дороже.
— Так нередко бывает с хорошими специалистами.
— У меня, кстати, есть пара слов для всех вас, ребята, — произнёс капитан.
Он зачерпнул из котла ещё немного грога и подошёл к висарису. Капитан оглядел собравшихся, а потом произнёс:
— Всего через несколько минут второй год этого уже сумасшедшего тысячелетия заканчивается. Встречая его ровно год назад, мы с вами, как и люди во всей галактике, конечно же, мечтали о добрых переменах.
И снова раздались смешки, и даже суровая госпожа Мурцатто улыбнулась и сложила пальцы так, словно наводила на капитана объектив голокамеры.
Капитан говорил ещё несколько минут. Как и всегда, он обещал золотые горы, приключения, он обещал прекрасные перспективы всем, кто за ним следует. Собственную землю, тридевятое королевство, чёрт побери!
Капитану никого не удалось обмануть, однако желающих хотя бы немного отвлечься и обмануться в эту волшебную ночь было много. Их жизнь, наполненная кровью и страхом, горстями золотых и пороха, быстро старила и ещё быстрее утомляла. Кто-то называл себя стариком, не преодолев рубеж в тридцать лет, а кто-то даже уже не вспоминал, когда сделал первые шаги по проклятому пути наёмничества. Столько не живут.
Как бы то ни было, в ту ночь никто не вспоминал ни о тумане под Люценом, ни о буйных джунглях Кистанского архипелага, ни о — спаси Бог-Император — о сюрреалистических пейзажах Мордвиги-Прайм.
Нет, в ту ночь в таверне было всё как встарь.
Смеялись и плакали — опять же от смеха — спорили и ругались, ревели, как буря, или шептали-шипели, словно змеи.
Словом — кипела жизнь.
Глава 2. "Два года работы"
Аннотация: новая эпоха, новое тысячелетие, новый виток истории Classis Libera. Одни герои превозмогают, другие молятся, третьи даже вовсе и не герои, а поэтому в смутные времена всё так же думают об обогащении.
— Дело начнётся с забастовок…
Эти слова произнёс мужчина неопределённого возраста, который с равным успехом мог только-только перейти рубеж сорокалетия, а, может быть, и разменять седьмой десяток. Никакой старческой плеши, но в роскошной гриве было больше седых волос, а не чёрных. Мешки под глазами синели вселенской тоской, но в самих глазах сверкали огни далёких звёзд. Тонкие витые усы и козлиная бородка больше подошли бы почтенному аристократу, движения же этого мужчины были резкими и непредсказуемыми, как у какого-нибудь молодого головореза. Он отчаянно жестикулировал, будто не беседовал, а руководил оркестром или участвовал в сражении.
— И я рассчитываю не на тесный кружок каких-нибудь маргиналов, числом в полтора землекопа, а на остановку всех работ на том или ином предприятии. Настроения в народе соответствующие, но, конечно, не мне вам об этом рассказывать…
Мужчину звали Георгом Хокбергом. За долгие годы он успел попробовать себя во многих сферах и профессиях, доступных вольному торговцу, как то: купец, мошенник, разбойник и даже кондотьер на службе Святой Императорской Инквизиции. В новом тысячелетии он собирался примерить новую же шкуру.
— Силовики попытаются разогнать стачки, мои люди спровоцируют их сделать это как можно более жёстко, появятся голозаписи и пикт-карточки со свидетельством их зверств. Жаль, конечно, что у вас тут нет никаких СМИ…
— Чего? — спросил сидевший напротив угрюмый мужчина с мощными надбровными дугами над мелкими, едва заметными угольками глаз.
— Неважно, — отмахнулся Георг. — Массовые волнения — это, конечно, хорошо, но дело можно сделать даже с тем, что есть.
Женщина, которая сидела по правую руку от Георга, посмотрела на него, прищурилась, но ничего говорить не стала. Её осанка выдавала либо знатный род, либо долгую службу в армии. Кислое выражение лица — либо высокомерное отношение к окружающим её идиотам, либо безмолвный крик о том, как же она оказалась вместе с ними.