Шествие, которое начали несколько десятков человек, постепенно ширилось. К культистам примыкали даже те члены экипажа, кто носил на лбу метку крылатого меча — самые преданные слуги Пустынных Странников. Жерар никому не отказывал и лишь кивал, когда ему приносили клятвы или даже падали ниц при встрече. Таким образом опустело несколько блокпостов, захватчики почувствовали большую свободу и начали действовать решительнее. Не прошло много времени перед тем, как крестный ход натолкнулся на абордажников Рыцарей Некоронованных.
Створки дверей уползли в пазы в стенах, абордажник увидел перед собой толпу с факелами, аквилами и иконами и тут же на автомате высадил несколько зарядов из дробовика в упор. То же проделали и его боевые товарищи. Вместе они убили множество людей, ещё больше покалечили, но тот, кто во главе колонны, даже не пошатнулся.
Рыцари Некоронованные жёстко и жестоко готовили смертных к службе, но абордажники не смогли продолжить избиение. Они заледенели, глядя на невысокого лысого мужчину в изорванной хламиде и с татуировкой двуглавого орла на лбу.
Тот прикоснулся к груди, его рука на миг исчезла в лохмотьях, но появилась обратно с шариками дроби на окровавленной ладони. Мужчина повернул её, и смертоносный металл, рвущий плоть и ломающий кости, осыпался к его ногам.
— Знаете ли вы, чью кровь пролили?! — прогремел голос будто бы с небес. — На колени!
Звук пронзил саму суть абордажников, воздействовал даже на тех людей, кто его не услышал, вообще находился в соседнем отсеке! Не осталось никаких сил сопротивляться, и они исполнили команду.
— Бросьте оружие! Я хочу видеть ваши лица! — Гром гремел в ушах, в голове, от него никак не скрыться, даже если покалечить, оглушить себя.
Пока матери рыдали над телами убиенных детей, а сыны и дщери пытались сохранить жизни своих родителей, перевязывая страшные раны, убийцы стянули шлемы и дрожали, ожидая страшного суда.
— М-мы… мы выполняли приказ, — произнёс командир отряда. — Просто приказ!
Он ослеп, карие глаза затянулись туманной пеленой. Язвы и раны открывались на лицах тех, кто посмел поднять руку на… на кого?! Именно этот вопрос клеймил души абордажников, перекрывая иные страдания.
— Ты, Ваил Пруст, и ты, Гуго Сартр, мне известны все ваши имена! — прозвучал голос. — Слепые вы и слепыми останетесь до тех пор, пока не явится вам истина!
— Пощади! Пощады, Повелитель! — промычал абордажник, названный Ваилом Прустом.
Он бился словно в лихорадке, рвал кожу на лице, кусал губы до крови.
— Да! Просите пощады! — гневался Повелитель. — Вы подняли руку на Слуг Моих! На… на Меня! С этого самого мгновения нет вам прощения, пока кровью не искупите свою вину!
— Конечно, Повелитель! Искупим!
— Вставайте! И пусть ни раны, ни слабость или увечья не остановят вас на праведном пути! Вы повергнете зло или будете вечно страдать от проклятья!
Слепые, покрытые стигматами абордажники поднялись с колен. Отныне они не видели ничего, кроме единственно достойной цели в их грешной жизни. В их головах не осталось ни одной мысли, даже допущения, что можно сопротивляться воле Святого.
На Жерара больно смотреть. Сияние усилилось, и он словно бы даже в размерах увеличился, потерял постоянную форму. Его душа… или некая сущность, назвать которую по имени страшно даже мне и спустя годы, более не помещалась в тщедушной и измученной оболочке.
Жерар не умел колдовать, как магистр Сава. Он не открывал Врата Хаоса.
Он сам стал чем-то вроде.
Глава 38. "Война" Часть 2
За стремительным приближением "Марса" Иеремии Збаржецкого Георг наблюдал из кабины штурмового катера "Акула".
Да, Георг собирался брать "Марс" на абордаж, пока "Марс" берёт на абордаж Белами-Ки. Сотня головорезов против стотысячного экипажа. Форменное безумие, но бывало в истории вольного торговца и не такое.
— А почему ты решил, что Иеремия будет всё делать так, как ты хочешь? — спросил Марио.
Он сам вызвался добровольцем, когда Виктория бросила клич. Он, но не все из его подразделения. Собрать необходимое количество бойцов удалось только потому, что в Classis Libera всегда были те, кто готов рискнуть жизнью ради пригоршни золотых монет. На этот раз она такая, что купаться можно.