— Мы можем начать с проверки, которую ты решила устроить, — мои уши... с какой, твою мать, проверки??? — к чему вообще была эта подмена и где тебя носило??
— Что? — я нихрена не понимаю. Только слово успеваю вставить, ибо его атака напрочь вытеснила из моей головы всё наигранное спокойствие.
— К чему вообще это всё было? — руками всплескивает, начинает голос повышать. — Почему ты постоянно сбегаешь и вынуждаешь меня из себя выходить?? — да что за мать твою??? — Зачем вообще всё это шоу? И эта твоя ночь в его кровати...
— Затем, что меня похитили, мудак ты тупой! — и не надейся меня заткнуть своим поносом словесным, Сименс, не надейся... — меня кинули в машину и увезли, а эта сука видимо рядом была, и успешно мою позицию занять решила!! — думал, ты один тут орать умеешь? — А вы, идиоты, поверили должно быть в её сказки и повелись! Аргх... ты вообще через сколько дней понял, что обнимаешь не меня??? — слушая весь мой пламенный поток, он медленно охуевает. А я догадываюсь сразу, что ни о каком похищении он и не догадывался. — Меня отвезли к отцу, ясно тебе? Он умирал, и напоследок хотел время со мной провести. И знаешь, что я тебе скажу?? — по его отвисшей челюсти чувствую — не знает. — Его общество мне было приятней, чем твоё! Особенно после того, как я выбила шанс на звонок, чтобы предупредить тебя, что со мной всё хорошо! — дрожащие руки, дрожащая челюсть... мне на минуту показалось, что ему в пору сейчас стены крушить, ибо сильно его, видать, Оксана обработала. Молодец, близняшка. Продуктивно. — Но при звонке я нарвалась на неё. И знаешь... это было лучшим шансом понять, какой же ты всё-таки мудак. — Я хотела прокричать это, правда. Прямо ему в лицо. Но вышло только злостное, ядовитое шипение, которое влекло за собой дорожку мурашек по его рукам.
Слышать его сейчас хотелось меньше всего. Как я и думала, разговора нормального у нас не выйдет, да и продолжать сейчас бессмысленно, учитывая моё адское желание не видеть его лица. Поэтому и делаю то, что в этой ситуации будет самым верным решением — разворачиваюсь и шагаю прочь, пока в спину не начинают лететь обрывки его фраз.
— И куда ты? — за словами шаги, Боже, дай мне силы не сойти на бег. — Нина!? — он уже близко, я чувствую его. — Опять пойдёшь к этому уёбку? — прощай, контроль.
Во мне будто разом всё переворачивается, и я даже не теряю времени на раздумья. Просто резко останавливаюсь, разворачиваясь к нему вновь и со всей силы прикладываясь к его щеке ладонью.
Звонкая пощёчина, его дикий взгляд. Миронов явно не ожидал этого, ровно, как и я. Но что-то изнутри приказало мне это сделать. И, возможно, я об этом пожалею, но сейчас мною правит лишь желание залепить ещё и по другой щеке.
Господь, ещё немного силы...
— Этот уёбок отличил меня от этой потаскушки с одного, мать твою, взгляда, — эта желчь в голосе пугает даже меня. Чёрт возьми, я готова была простить этому парню все грехи мира, но сейчас я бессильна... — и тебе стоит взять у него пару уроков.
Уничтожающий взгляд напоследок — вестник того, что на этот раз ему стоит трижды подумать, прежде чем идти за мной. Он держится за щеку и смотрит на меня так, словно впервые видит. Видит другую сторону меня. Я, кстати, тоже её вижу впервые, и никак не могу с ней совладать. Меня лихорадит так, что я невольно окунаюсь в тот самый день в больнице, когда узнала о скорой гибели матери. Потому что помню... помню, с каким цинизмом он знакомил меня со своим вторым «Я». Помню, как оставил, когда я как никогда нуждалась тогда в поддержке. А ещё я помню его некогда сказанную фразу: «Бумеранг над головой не перестанет летать».
Ловите, мистер Сименс. Потому что зачастую вырытая для других яма может однажды оказаться собственной могилой.
Мне для фееричности не хватает только плюнуть ему в лицо, но я сдерживаюсь. Только головой качаю и оставляю его одного, стоящего на месте столбом, как будто к земле прибили.
Захожу в общагу и на автомате топаю к комнате, в которую стучаться не нужно. И, на мою удачу, она оказывается открытой.
— Ты тоже тот ещё мудак. Но тебе несказанно повезло, что ты мой старший брат, — без особого приветствия я появляюсь на пороге и огорошиваю Депо прямо с лёту .
Не скажу, что он слова нужные подбирает, отнюдь нет. Просто ошалело смотрит, после чего в мою сторону движется.
— Дура, — и те самые крепкие братские объятия, хотя вшатать ему сейчас хочется не меньше, — моя любимая дура... — сжимает своими ручищами чуть ли не до хруста костей, не давая мне даже намёка на шанс его хорошенечко пиздануть.
И тому, что руки механически тянутся за его спину, чтобы обнять, лишь одно объяснение — после беседы с Мироновым я была истощена морально. Не хотелось больше криков, ссор, хотелось лишь уткнуться в кого-то и выплакаться. И пусть этот кто-то даже мой приплюснутый брат, вечно озабоченный своими делами и ничего кругом не замечающий.
— Я всё ещё тебя ненавижу, — и таким тоном, словно ребёнок обиженный, которому Киндер не купили.
— Только Морта не трожь, бедняга вообще в плену был, — он не выпускает из объятий, продолжая говорить. И правильно делает, — а Лера вообще беременная, недавно жидкое мыло с кокосовым сиропом перепутала, — затихает, ожидая моей реакции, видимо.
Но всё же размыкает объятия, когда чувствует мой смешок.
— Прости идиотов... — этот взгляд, эти глаза Чеширского кота... Боже мой, когда я брата ещё таким увижу? Ущипните...
— Я даже не знаю... — вздыхаю, глаза закатываю, но не могу сдержать улыбку, когда вижу подплывающую к нам Наташу.
— Мы готовы выслушать все оскорбления в наш адрес, только одно условие... — но я и бровей насупить не успеваю, когда Артём протягивает мне мизинец, — мир?
Блять, да эти двое издеваются! Один смотрит, как котёнок провинившийся, и вторая из-за его спины выглядывает, пряча улыбку свою бесстыжую. Нет, они определённо не отделаются. Я им, блять, выскажу всё, что накипело!
Но для этого мне кое-что будет нужно. Поэтому я выглядываю в кухню, делая до жути серьёзный вид и заставляя этих двоих улыбнуться шире прежнего.
— Выпить имеется?
С момента их разговора он будет стоять на заднем дворе ещё какое-то время.
Щека всё ещё будет полыхать, мозги — кипеть, да и желание отпиздить ебучие стены никуда не денется.
В общагу он не вернётся. Он выйдет на дорогу и поймает первое такси, напрочь забывая, в каком он сейчас виде.
Но его отнюдь не будут волновать домашние застиранные шмотки. Будет лишь желание прокричаться и накидаться в каком-нибудь баре. А если ещё и подраться с кем-нибудь удастся — то вообще красота.
Начальный путь его будет лежать далеко не в бар, нет. Сначала он назовёт таксисту адрес больницы, потому что как никогда сейчас хочется увидеть Макса. И не потому, что это будет маленьким зачётом в копилочку с кармой, ибо Макс, наверняка, нуждается сейчас в поддержке. Нет. Скорее, его поддержка сейчас нужна Глебу. И к чёрту отлетают все домыслы о том, что изливать душу Максиму — не лучшая идея. Как раз-таки лучшая. Ведь именно брюнет в последнее время поражал своим спокойствием и рассудительностью больше, чем Депо. И именно к нему сейчас можно было обратиться за советом.
Миронов доберётся до клиники сравнительно быстро, без пробок почти. Захочет отзвониться Максу и хлопнет по карманам, тихо матерясь, когда не найдёт там телефон. Зато найдётся две мятые сотни, чему рад будет несказанно. Ибо таксист вряд ли будет рад той новости, что впустил зайца.