Около регистратуры будет ждать ещё одно разочарование.
— Кто, простите? — медсестра приподнимет чётко вырисованную бровь и переспросит, когда блондин поинтересуется о местонахождении Килиан.
— Ну такая... в татуировках... — он будет щёлкать пальцами, кажется, бесконечно, пока не вспомнит главного, — с пулей в ноге.
— Лиана?
— Точно! — даже присвистнет, пугая молодую медсестру.
— Четвёртый этаж, — девушка поведёт бровью снова, окидывая Сименса недоверчивым взглядом.
— Спасибо, — снова щелчок пальцами и движение к лестнице.
Больничные лифты он не любил никогда — ломались часто. Да и зарядка для ног сейчас не была лишним. Лишним было нечаянно проскочить этаж, когда блондин снова тихо под нос себе ругнулся, возвращаясь.
— Глеб? — в коридоре его встретит развалившийся на диване Макс. Ладонь голову подпирает, а в глазах намёк явный на то, что парень не спал всю ночь.
— Как сам? — ладонь в ладонь и крепкое рукопожатие. — Как Килиан?
Макс скажет о Лиане буквально несколько слов.
На поправку идёт.
И этого достаточно будет, чтобы знать, что с девчонкой всё более-менее хорошо. Ну... не считая вырезанную из ноги пулю. Или что там с ней делали...
Даже паузы для приличия не выдерживая, Глеб заведёт шарманку о произошедшем. И Макса отнюдь это не напряжёт. Скорее даже отвлечёт немного, потому что больничные термины и жалобы снующих тут пациентов уже порядком поднадоели.
В ходе монолога брюнет не вставит ни слова, будет лишь слушать. Головой ещё изредка качать, пока Глеб точно понять не даст, что изливание души окончено.
— Не думаю, что ты оставил Окс лишь потому, что проблем на голову хотел, — как итог всех душевных переживаний, вылитых на свежую голову. — Разберись в себе, и никого не обманывай. В первую очередь — себя.
Максим говорит лишь пару фраз, но их достаточно, чтобы Глеб ушёл в раздумья. Чтобы брови поплыли к переносице, а взгляд ушёл в одну точку.
Ему всегда было, что ответить, но сейчас он оказался бессильным. Наверное, впервые.
Он никогда бы не подумал, что придётся столкнуться с подобным. Что некогда свободный от чужого влияния бандюган, плюющий на всевозможные правила, окажется вот в такой вот ситуации, меж двух огней.
Глаза застелит пелена противоречий, в голове будет полный кавардак. И он даже не вспомнит, когда успел оказаться в мелком баре, допивая кружку ледяного пива. Когда успел попрощаться с Максом и такси вызвать — тоже задача непосильная. Кажется, он вообще пошёл до бара пешком.
Опомнится он уже на барном стуле, когда настигнет бешеное желание выкурить сигарету. Но ни сигарет, ни денег на них в кармане не будет, а стрелять у местных завсегдатаев... он пока слишком трезв для этого.
Казалось, часть мыслей должен бы заполонить этот псих с пистолетом, который явиться может в любое время дня и ночи. Но тут же на смену этой проблеме приходит другая: не разорвётся же он между двумя, когда тот стволом взмахнуть удумает? Что вообще сделать для предотвращения? Какого вообще хрена Оксана вытесняет из башки всё логическое мышление? Почему с приходом этой девчонки все мозги перетекли в недоступное место и отказываются появляться!?
— Повторите! — потому что с пустым бокалом продолжать грызть себя изнутри плохо получается.
Примерно на четвёртом бокале он сбивается со счёта, изредка рыская глазами по этим квадратным метрам в поисках жертвы, на которой можно сорвать своё плохое настроение. Но посетители на редкость тихие, как будто перепутали сие заведение с библиотекой. Аж тошно...
— Пойду отолью, — поднимая два пальца, блондин зачем-то оповещает бармена о планах, хотя тому плевать глубоко.
Ему вообще, кажется, на всё плевать, даже если тут самый тучный волосатый мужик на стойку залезет и стриптиз устроит.
И Глеб, не мешкаясь, выходит. Справляет нужду неспешно, улыбаясь самому себе и вспоминая: раз денег нет на сигареты, то на пиво не имеется и подавно.
Удача это, или простое совпадение, но у входа он встречает громкую, достаточно большую компанию, в которой можно затеряться. Что он и делает, незаметно шныряя меж ними и просачиваясь к выходу.
Ухмыляется, качая головой и даже в ус не дуя, что за халявное пиво парнишке за стойкой может неслабо прилететь.
Но сейчас всё равно. Сейчас только асфальт под ногами и отрезвляющий осенний ветер. Он сопровождает Миронова до самого общежития, и тот даже чуть пошатывается, когда хватается за ручку входной двери и с размахом открывает.
И идёт от отнюдь не к себе. Он чётко шагает по лестнице, шаркая по старому паркету ровно до дверей Вишну. Уверенно стучит трижды, даже громче положенного. Хотя, если цель этого стука — перебудить весь этаж, то диапазон выбран правильно.
Открывая дверь, Гоша смотрит практически исподлобья, морща нос, как только чует запах всё ещё исходящего алкоголя.
— Чего тебе? — время за полночь, или около того, Глеб и знать не знает.
— Она у тебя? — косой взгляд на стоящего напротив парня, а внутри дикое желание оттолкнуть его от прохода и войти внутрь.
Но Вишну вдруг заставляет от планов отойти, удивляет даже, когда делает шаг вперёд, заставляя таким образом Глеба отшагнуть, захлопывая за собой двери.
— Ты либо в башке своей контакты наладь, либо оставь её в покое, — Вишну шипит в вытянутое от удивления лицо. И губы на этом лице, кажется, забывают, как шевелиться. — Ей тоже нелегко, и прежде, чем обвинять всех вокруг, задай себе вопрос: почему она идёт ко мне? — Миронов только смотрит глазами округлившимися, пытаясь в этот момент совладать с трезвостью рассудка, ибо нужно. — Ты не сделаешь ни шага за этот порог, пока я не буду уверен, что после встречи с тобой на её глазах не будет слёз, — он будто рычит в лицо блондина, даже не дожидаясь его ответа и хлопая перед его физиономией дверью.
И у того чувства смешанные. То ли ногой эту дверь выбить, после чего выбить и всю дурь из башки этого наглого типа, то ли действительно задуматься, почему сказанные им слова так овладели мозгом, обволакивая и забирая в плен.
Он несвязно ругнётся, понимая, что виток пьяного настроя требует продолжения банкета. Но свернувшиеся морским узлом чувства возьмут верх, и он вынужденно двинет к своей комнате. Откроет дверь настолько громко, бесконтрольно ударив по ней кулаком так, что сидящая на кухне Оксана подскачет чуть ли не до потолка. И что-то ей подскажет в этот момент, что смываться отсюда надо было, пока была такая возможность.
— Он весь день звонил, — она встанет в проёме, наблюдая, как Глеб возится с оставленным дома мобильным. И пожалеет и об этом. Кто знает, вдруг он бы не заметил, продолжил бы себе тихонько телефон материть.
Нервы обжигает внезапным пламенем, когда девчонка настораживается, стоит Глебу повернуться. И бежать теперь хочется ещё больше и, желательно, дальше, когда он настигает её в буквально считанные секунды.
Её шею, едва отошедшую от покраснений, снова обвивают холодные пальцы, а жёсткий напор сбивает с ног, и она быстро оказывается прижатой к столу.
Тик-так
— Как!? — кричит, вынуждает жмуриться, чуть ли не вжимать в шею голову. — Как ты это делаешь? — держит не так сильно, но пошевелиться страшно, да и возможности нет совсем, учитывая, как в эту долбанную столешницу он вжимает всем своим телом. — Он ведь с ней, наверху, а тебе плевать... — до неё наконец доходит суть вещей, как и то, почему она снова вдруг стала грушей для битья. — Улыбаешься, делаешь вид, что ничего не произошло... — крик сходит на гулкое шипение, теперь ничтожно малы даже шансы пошевелить головой. — Как? Как, сука!?
Всё, что сейчас в её силах — вспомнить, кто она есть. Кем ей приходится быть, чтобы выживать. И пускай Глеб не видел её настоящую, пускай он в какой-то степени уверен, что ей действительно плевать, то так тому и быть. Может, она хоть для кого-то немного побудет полезной?
И без всякого смятения она преодолевает донельзя маленькое расстояние, прикасаясь к его губам своими, на мгновение образуя оглушающую тишину, нарушать которую рискуют только настенные часы.