— Приятного аппетита, — скрестив руки на груди, пожелал Генри.
— Ответила бы взаимностью, если бы могла, — усмехнулась Эвелин, наконец, запив кусочек шоколадки глотком воды. Её снова слегка замутило, но сил прибавилось ощутимо. — Всё бы отдала за чашку кофе в какой-нибудь кофейне. Не пила его за приятной беседой уже, кажется, вечность.
— Как же так получилось, мисс Аллен? — вопрос Блейка прозвучал почти риторически.
Эвелин поморщилась от вопроса:
— Давайте уже на «ты», мистер Блейк, раз играем в одной команде.
— Хорошо… Эвелин, — наконец, назвал он её по имени.
— Отлично. Генри, — прозвучало почти неловко. — Как насчёт плана?
— Пока за твоим состонием следит Хэйли — у нас нет шансов. Просто чудо, что они до сих пор не заметили, что с твоим снотворным что-то не так.
— Значит, времени очень мало, — Эвелин почти недовольно поджала губы. — Но можно же как-то избавиться от неё.
Генри нахмурился. Он размышлял об этом часами, но всё упиралось в единственное огромное препятствие.
— Они с Уоллесом не разлей вода. И это очень большая проблема.
— С заведующим?
— Да. Инструкции были максимально чёткие. При малейшем намёке на изменение твоего состояния вплоть до показателей пульса и давления я должен ставить их в известность в любое время суток. А иначе…
— Я поняла, — тяжело сглотнула она. Что же делать, если он вдруг передумает рисковать?
— А я вот не понимаю, почему следить за тобой — пациенткой — определили меня, а не медицинский персонал. Тут всё равно кто-то дежурит по ночам. А я охранник. Не врач.
Эвелин опустила потухший взгляд. Уж она-то прекрасно понимала, почему доступ в её палату запретили всему персоналу, кроме доктора Хэйли. И Генри Блейка, который ничерта не понимает в препаратах и процедурах. Она тогда сама всё испортила и снова ничему не научилась. Интересно, как там Энни?
— А что с заведующим? — спросила Аллен. — Что он из себя представляет?
Генри удивлённо глянул на неё из-за резкой смены темы.
— Не могу сказать, что хорошо его знаю. Я здесь почти полтора года, а в его кабинете был всего два раза. Обычно свои указания он передавал через капитана Стоуна, и в охране было не принято что-либо обсуждать. Скорее исполнять без вопросов. Насколько я знаю от ребят, он часто принимает посетителей, общается со спонсорами и родственниками богатых пациентов.
Эвелин оживилась, заёрзав на постели и отламывая новый кусочек сладости — от неё сон ненадолго отступал:
— Расскажи, если знаешь хоть кого-то. Может, это был кто-то из моей прошлой жизни.
Генри взялся перечислять те немногочисленные фамилии, что знал, последней назвав «господина Шарпа», которого видел лично. Судя по бледности Эвелин, она знала его и знала очень хорошо. Её рука беспомощно опала на постель, а индикатор сердцебиения вдруг запикал чаще.
— Что случилось? Тебе плохо? — он подвинулся к ней, вглядываясь в побледневшее лицо.
Эвелин медлила с ответом: ей внезапно стало уютно от его беспокойства, в искренность которого не стоило верить так поспешно. Она — это пятьсот тысяч, которые на дороге не валяются. Просто банковский счёт. Ничего более.
— Нет… Наверное. Да. Брайан Шарп — это мой дядя. Хэйли постоянно повторяла, что из-за глубокой депрессии он направил меня сюда для лечения. Для моего же блага. Только никого не волнует, что всё это мерзкое вранье, а он силой запихал меня в свою дорогущую машину и дал по голове, чтобы не вырывалась по дороге.
Эвелин сама не знала, почему вдруг сказала это — они с Генри были почти незнакомцами. Просто не хватило сил смолчать. Пусть теперь принимает как хочет — за чистую монету или за бред сумасшедшей, истина не поменяется от его точки зрения.
Блейк тяжело выдохнул, силясь представить подобную ситуацию.
— Сочувствую.
Аллен выдохнула: она точно не вызывает ничего, кроме жалости.
— Спасибо.
— Что будешь делать, когда выберешься отсюда?
Генри подчас задавал слишком правильные вопросы.
— Это уже моё дело, — отрезала Эвелин, неумело пряча свою неуверенность, — а твоё — вытащить меня отсюда.