— Мисс Аллен!
— Если вы не согласны, я буду вынуждена защищаться. Даже если я не хочу, а я вообще не горю желанием. Признайте, что мы нужны друг другу, комиссар. Что мы можем оказать друг другу взаимовыгодные услуги. Я расскажу про то, как благодарна полицейскому управлению, а вы… Вы и так знаете, чего я хочу. Просто делайте свою работу. Не упустите Брайана Шарпа, несмотря на его влияние. Заставьте его отбывать положенное наказание. Сфокусируйте всё внимание общественности на нём и его злодеяниях. Так вы очень поможете и мне, и клану Харди, и у вас даже немного увеличится финансирование на пару новых сотрудников.
— Теперь вы и к взяткам перешли, — уже перестал удивляться комиссар.
— Не взятки, а благотворительность ради правопорядка в нашем прекрасном городе, — очаровательно улыбнулась Эвелин.
— Дверь там, мисс Аллен, — он указал рукой в сторону широкого проёма. Черты её лица почти неуловимо обострились в приступе разочарования и приобрели хищное выражение, когда Эвелин встала со своего места, потянувшись за листами с показаниями. — Нет-нет, это оставьте. Ваши друзья свободны и освобождены от обвинений. Но это — огромное исключение, которое я делаю для вас лишь однажды. В следующий раз у вас не будет вашего дяди в качестве козыря. И да, между нами никогда не было этого разговора, мисс Аллен. Вы хорошо меня поняли?
— Я знала, что мы с вами подружимся, комиссар. До встречи, — она выдала сияющую улыбку и скрылась за дверью.
Старый комиссар снова пригладил бороду и усмехнулся. Роберт вырастил себе достойную замену.
***
Солнце палило по-летнему нещадно — над землёй даже витало жаркое марево, маячащее переливами. Она вдохнула аромат тёплого, знойного ветра — такого, о каком когда-то мечтала в стенах «Хоуп Хэйвен», — пока тот жаркими потоками огибал её силуэт. Эвелин сделала ещё один шаг по аккуратному зелёному газону. Нахмурившись, она горьким взглядом долго смотрела на два мраморных надгробия с высеченными золотыми буквами. К горлу подкатил ком, сдавивший все внутренности, когда Эвелин с трепетом уложила на сочную траву большой букет и закрыла глаза.
— Пап. Мам. Привет.
Всхлип прозвучал в ответной тишине — нет, она была не готова. Как только губы перестали дрожать, Эвелин с трудом совладала с голосом.
— Я… У меня всё в порядке. Я… Жива. Достаточно здорова. А вы? Как вам там? Хорошо? Я постоянно думаю о вас и верю, что вы вместе в лучшем мире. Если я перестану верить… — ещё один горький всхлип. — Нет, не перестану. Я… Вы же не злитесь, да? Не обижены? Вы же простили свою непутёвую дочь? Если нет… То прошу, простите. Снимите с меня эту боль. Помогите. Я не знаю, как мне жить. Не знаю, как мне жить с тем, что я вспомнила!..
Голос сорвался на крик. Эвелин закрыла лицо руками и стёрла горькие слёзы с щёк, а затем мутным взглядом всматривалась в аккуратные золотые буквы — на молочно-белом мраморе одного из постаментов ими было выведено имя матери, — будто они в следующее мгновение трансформируются в ответ. Но его не последовало. Только от ветра шелестели далёкие кроны деревьев.
— Мама. Мамочка… Прости меня. Пожалуйста, прости меня, мама. Я такая глупая. Брайан верно говорил, что мне стоило держать язык за зубами. Если бы я не была такой глупой, то ты была бы жива. Ты была бы со мной, мам! Ты бы не позволила им сотворить это со мной. Но я сама всё испортила, я! Пожалуй, я заслужила то, что со мной сделали. Заслужила адские стены «Хоуп Хэйвен», которые научили меня совсем другому существованию. Они ведь искупили хоть часть моих грехов? Искупили же, да?.. — она не стеснялась плакать и не стирала слёз со щёк. — Мам… Пап… Я так безумно по вам скучаю. Я хочу обнять тебя, мама, хочу плакать у тебя на плече, — в отчаянном жесте Эвелин провела пальцами по гладкому холодному надгробию. — Я хочу уплетать за обе щеки безумно вредные сладости и чтобы ты делала вид, что ничего не замечаешь… Даже если у меня все щёки перепачканы шоколадом… Даже если папа шелестит обёртками на весь дом. Всё, как в детстве, помнишь?.. — она прерывисто вдохнула и выдохнула, сдавливая в горле очередной гортанный всхлип. — Даже в «Хоуп Хэйвен» просыпаться было лучше, чем в пустом особняке. Там о вас напоминала только затаённая глухая боль, которую тут же душили сразу несколькими препаратами, а сейчас… Сейчас я один на один со своим горем и бесконечным чувством вины. И по-прежнему не могу научиться жить с ними. Мне страшно, что я никогда не смогу. Что эта боль останется со мной навсегда.