Дрожащими пальцами она провела по рельефным буквам, зажмурилась и перевела взгляд на мраморное надгробие отца рядом. Тяжело сглотнула — от тугого кома в горле даже тошнило, а дышать получалось едва-едва.
— Папа. Прости меня, папа. Я не уберегла. Не уберегла твою компанию. Я едва спаслась сама, папа, так что надеюсь, что ты не будешь слишком строг ко мне. Я всегда хотела быть как ты. Стать тобой. Может, лучше тебя, чтобы ты мог показать на меня и сказать: «Это Эвелин. Дочь, которой я горжусь». Я могла бы изо всех сил постараться стать такой, но… Я больше не знаю, кто я. Не знаю, где я. На какой стороне. Я убила человека. Заплатила, чтобы моя мучительница покинула этот мир навсегда, чтобы она больше никому не смогла навредить. И мне не жаль. Я сделала это, и это помогло мне сражаться, помогло найти силы, чтобы дойти до самого конца. Мне безумно жаль только потому, что из-за этого решения пострадали невиновные. Я выучила этот чёртов урок, что за насилие придётся дорого платить, но… Я больше не знаю, кто я, потому что мне не стыдно. Я могла бы принять то же решение снова. И снова. И снова!.. — она крупно задрожала, задерживая в горле крик. — Мне хватило смелости сражаться до конца. Хватило храбрости, чтобы поставить на кон всё, включая мою собственную жизнь. Хватило ума, чтобы не разрушить всё до основания. И я победила, но теперь я понятия не имею, как удержать и спасти всё, что с таким трудом вернула обратно. Я победила, но в душе моей пусто. Я же победила! Так почему до сих пор кажется, что я — проигравшая? Почему эта победа сломала меня?.. Почему?
Она опустилась на колени от бессилия и понурила голову. Мутный взгляд упал на букет на траве, пока Эвелин стирала пальцами слёзы, стекающие из глаз.
— Я не хочу так. Не хочу. Я хочу снова доверять людям. Хочу перестать сомневаться в каждом их слове и поступке. Но вместо этого я думаю: насколько им выгодно вонзить мне в спину нож в ту же секунду, как я отвернусь? А потом медленно схожу с ума, потому что не могу предугадать все варианты. Как ты жил с этим, пап? В твоём кресле председателя так безумно одиноко. Так много людей сидит вокруг, и все они в то же время так недосягаемо далеко. Будто фантомы. Там ведь нет друзей. Там никого нет! Есть только сделки и холодный расчёт, в которых ошибки обходятся слишком дорого. И мне так страшно, папа, так страшно. Ведь тебя нет рядом со мной, и больше никогда не будет, — Эвелин обхватила себя руками, согнувшись от боли. — Я не сплю ночами от кошмаров и тайно глотаю таблетки в надежде, что мне полегчает. Но легче никогда не становится. Мне так стыдно признаваться в этом, но… Я не готова. Не готова стать тобой, папа. А ещё... Я так устала. Безумно устала. Иногда хочется всё бросить, уехать далеко-далеко и перестать быть наследницей Аллен, которая должна решать проблемы многомиллионной корпорации. Хочется быть просто Эвелин, восемнадцатилетней девчонкой, у которой из забот только яркое и безоблачное будущее. Иногда я почти успеваю заказать билеты в другой конец планеты, а потом вспоминаю. Вспоминаю вас, и стыд и боль не дают мне нажать на последнюю кнопку. Наверное, вы смотрите на мои дурацкие прихоти и качаете головой с укоризной. Возможно, ненавидите меня?.. Ведь я сначала убила маму своей глупостью, а теперь... Теперь всеръёз хочу бросить дело всей вашей жизни. Только за одни эти мысли мне полагается ещё один срок в «Хоуп Хэйвен», который я заслужила. Я ведь заслужила его, да?.. — под конец фразы её голос захрипел и надломился. — У меня не выходит себя простить. Остаткам моей души остаётся верить, что вы смогли бы.
Она поднялась на ноги и стояла, не отрывая взгляда от надгробий, сгорбленная, будто держала на плечах неподъёмную ношу.
— Я знаю, что ты сказал бы сейчас, папа. Что односторонних сделок не бывает. Что в случае неравных условий это не договор, а мезальянс. Что невозможно ничего не заплатить, заключив сделку с самой смертью. Она позволила мне жить, выпустив из своих когтей последний момент, но это было не чудо и не подарок. Это — долгосрочный кредит. Только смогу ли я хоть когда-то по нему расплатиться?.. — её фраза тихим шёпотом утонула в налетевшем порыве жаркого ветра. Выпрямившись, она горько добавила: — К сожалению, я — Эвелин Аллен. И у меня нет иного выбора.