Но Блейк быстро рассеял её сомнения:
— Думаю, недолго тебе тут сидеть осталось, — и рассказал про встречу с Джиной и Линчем в ресторане.
Эвелин не перебивала, внимательно слушая, с каждым словом чувствуя всё новые и новые волны радости, одна сильнее другой. Её дни в этой темнице и правда скоро закончатся. Она представляла себя бегущей по траве под палящим солнцем, вдыхающей свежий аромат ветра, перебирающего волосы, подставляющей лицо дождю — и скоро всё это перестанет быть пустой фантазией! Лицо Генри тем временем становилось всё мрачнее. Эвелин ещё помнила его энтузиазм, когда её перестала опекать доктор Хэйли, потому даже слегка приподнялась на локте, пытаясь сесть:
— Почему ты так обеспокоен? Что не так?
Блейк взлохматил волосы на затылке пятернёй, выказывая волнение:
— Слишком рискованный план. В нём слишком много «если», всё зависит от совпадений, случайностей и нашей скорости реакции. Я не знаю, чем это всё для нас может обернуться. Не могу гарантировать ничью безопасность.
Это «нас» внезапно ускорило пульс Эвелин — ей нравилось слышать от него такие обороты. И в то же время остальные его слова испортили настроение. Аллен не хотелось, чтобы кто-то из её доброжелателей пострадал, да и самой бы неплохо выбраться живой.
— Не поможешь мне сесть? — почти виновато попросила она. Спина неминуемо затекла, а лежать много недель кряду надоело окончательно.
Эвелин раздражало, что она не способна на это сама. Полное отсутствие физических нагрузок или даже элементарной возможности перемещаться в пространстве совсем ослабило мышцы. Генри тем временем почти сразу оказался у её постели. Эвелин слегка привстала, оперевшись на руку, как могла, а Блейк наклонился, чтобы поправить подушку и подставить ей её под спину.
— Так удобно?
Эвелин повернула голову и поняла, насколько маленькая между ними дистанция. Она могла разглядеть любую деталь, и окончательно потерялась в мозаичной радужке его глаз — зелёной с вкраплениями карего, когда Генри посмотрел прямо на неё. Он не касался Эвелин, зная её резкую реакцию на любые нарушения личного пространства — просто опёрся одной рукой на постель совсем рядом с ней. Эвелин могла чувствовать его тёплое дыхание, не в силах разорвать момент, понимая, что хочет сократить это расстояние даже сильнее, чем сделать следующий вдох. Впервые за долгое время хочет, чтобы её не отпускали — и она сама готова сдаться в плен прямо сейчас.
Мир вокруг померк, превратившись в чёрно-белый размазанный силуэт, но лишь на несколько мгновений, а потом время снова возобновило свой привычный ход, слегка отдышавшись. Генри порывисто отстранился: напряжение вдруг стало невыносимым, а Эвелин — слишком близко и слишком похожая на прекрасную принцессу со светлыми волосами, спадающими почти до пояса поверх больничной сорочки, ясным взором и приоткрытыми порозовевшими губами. На момент у Блейка настолько отшибло мозги, что он почти не удержался — и отворачиваясь, радовался, что почти.
А потом почувствовал, как её холодные пальцы дотронулись до тыльной стороны ладони, когда он собирался вернуться на своё привычное место в конец палаты. Эвелин не могла отпустить его, а если бы не захотел остаться — заставила. Но Генри ответил на её неуверенный жест, не в силах повернуться, сжимая её тонкие пальцы в своей ладони. Они застыли так, держась за руки, не глядя друг на друга, застряли где-то в невесомости, на разных сторонах одной и той же пропасти.
— Посидишь со мной? — неуверенно спросила Эвелин, чувствуя, как от напряжения дрожит рука.
Генри позволил её кисти выскользнуть из его пальцев, чтобы наконец обернуться и увидеть, как Эвелин слегка двигается, освобождая место для него совсем рядом с собой. Сердце почему-то пропустило ещё один удар, но вопреки здравому смыслу Блейк присел на край постели и теперь снова мог смотреть на неё вблизи. Не так близко, как до этого, но достаточно, чтобы заметить смущение на её лице — и Эвелин снова опустила глаза, как всегда делала в неудобной ситуации. Генри старался не анализировать необъяснимую тягу смотреть на неё, а потом сам взял её маленькую ладошку. Друзья ведь могут держаться за руки, что тут такого?
Эвелин тут же подняла глаза, как и хотел Блейк, не улыбалась, но и плакать не собиралась — в глазах её светилось только тёплое тягучее спокойствие. Для неё всё окончательно встало на свои места, и пусть Эвелин не слишком нравились выводы — отказать себе сейчас в этом моменте она не могла.
Времени поразмыслить у Аллен оказалось намного больше, чем у Блейка: шутка ли весь день лежать в одиночестве без возможности пошевелиться. Эвелин ждала его каждый вечер, в сердце безнадёжно щемило, а когда она слышала его шаги в затихшем коридоре — оно начинало стучать, как сумасшедшее, в предвкушении очередных сладких часов, когда она могла не притворяться овощем или кем-то ещё. Быть самой собой и при этом не находить осуждения за глупые шутки или несдержанность, видеть улыбку, с которой Блейк всё это принимал, верить ему больше, чем самой себе.