— Успокоилась? — уточнил Генри без малейшего укора, только с заботой. — Пойдём, посадим тебя на диван.
Обхватил руками за плечи и, будто маленькую девочку, повёл в центр гостиной, аккуратно усадил, потом снял пальто, в котором стало уже совсем жарко, и вернулся к Эвелин со стаканом воды.
— Может, чего-то ещё хочешь? — спросил на всякий случай, опускаясь рядом.
Она только отрицательно замотала головой, а потом слегка подвинулась к нему поближе.
— Прости, что сомневалась в тебе.
Опустила взгляд, а он только взял её руку в свою, как однажды уже делал.
— Придётся тебе вымаливать прощение, — пожал плечами он, а потом хитро и долго смотрел на неё. — Твой звонок не считается.
— Глюки в сети какие-то, — притворно захлопала глазами она.
— Как скажешь, врушка.
— Почему ты не злишься? Я и сама себя возненавидела после того, что наговорила.
Генри заправил ей за ухо упавшую на лоб светлую прядь волос, как хотел сделать уже давно, а потом посмотрел в глаза:
— Нужно быть дураком, чтобы не понимать, через что тебе пришлось пройти, — он снова тепло улыбался, чем вызвал у Эвелин ответную улыбку.
— Всё равно дурак, раз сидишь сейчас здесь вместо того, чтобы улепётывать от меня.
— Дурак, — согласился он, — но довольный дурак.
А потом снова поцеловал её до дрожи в коленях, но Эвелин уже не боялась упасть.
Она уснула в его объятиях немногим позже, измотанная, истощённая, выплакавшая остатки сил. Генри не хотел мешать её дрёме, отстраняясь, но Эвелин только прошептала:
— Не уходи.
И он остался, не в силах отказать. Обнял за талию, прижал к себе и слушал ровное, спокойное дыхание под аккомпанемент отдающегося в голове пульса. Эвелин была так близко, так рядом, льнула к нему всем телом, прижималась спиной к груди, обхватывала руки и засыпала, лишая при этом сна самого Генри. Он до сих пор не слишком устал, а близкое присутствие девушки, которая ему очень нравилась, точно не усыпляло.
Пусть раньше он пытался не задумываться, как относится к Эвелин, но уже точно знал: она для него не просто друг. Она — целый мир, неизвестный, неизведанный, интригующий, затягивающий своей привлекательностью. Естественная, без фальши и притворства, общающаяся с ним на равных, спорящая, смелая, благородная. Её «я бы хотела, но не могу любить тебя», а потом отчаянные слёзы после до сих пор вызывали в душе Генри какой-то непонятный трепет, который он никак не мог классифицировать. Он хотел утешить её всей душой — и лучшим обезболивающим была правда.
Эвелин спала: её тело расслабилось, дыхание стало глубоким и ровным — Генри безошибочно мог определить её состояние, ведь так долго наблюдал за ней в одиннадцатой палате. Только теперь Эвелин не опутывали прозрачные трубки капельниц, усыпляли её вовсе не препараты, а в этих стенах ей желали только добра. Нет, он от неё не откажется, даже если она попросит, даже если будет кричать на него и снова говорить обидные слова. Эвелин может общаться только с двумя людьми, не боясь быть раскрытой, без семьи, готовой её поддержать — совсем одна против всех. Генри собирался быть рядом — ведь видел, что с ней случится, если он всё же не будет.
Уже стемнело, когда Эвелин испуганно открыла глаза, осматривая незнакомую обстановку вокруг. Шея затекла от неудобной диванной подушки, но в остальном самочувствие было в норме. Комната оказалась подозрительно похожей на гостиную в съёмной квартире, а Генри обнаружился листающим новости за столом.
— Ты же вроде лежал рядом со мной, — заметила она.
Он резко поднял взгляд на неё:
— А я думал, ты до утра проспишь.
— На этом диване? Нет, у меня уже настолько болит шея, что больше я просто не вынесу.
— Вот и ответ на твой вопрос, — усмехнулся Генри. — Хочешь чего-нибудь? Может, чаю?
— Принесите меню, чтобы я могла сделать свой выбор.
— Меню нет, зато есть угадайка сегодняшних блюд от шефа с та-а-аким обаятельным официантом…
— Что за ужасный сервис, — закатила глаза она. — Кому я могу пожаловаться?
— Мне, — смеялся он. — Я — шеф, администратор, официант и уборщик. Человек-ресторан.
— Только не говори мне, что уже и такой супергеройский фильм сняли, пока я спала, — смеялась в ответ она.
— Если бы и сняли, то главная роль — точно моя.
— Неси уже свой чай, человек-ресторан, — Эвелин отвернулась, не в силах больше смотреть на его широченную улыбку.