Генри не боялся: он бывал в похожих ситуациях, связавшись в свою бытность подростком с компанией Миллера. Его район — не Сектор, только не столь печально известный Левый Берег — поделённый по горной реке, струящейся через Долину, рассекающей западную оконечность мегаполиса. Перспективы на Левом Берегу были не столь головокружительны: скучный спальный район, но сферы влияния банды не упускали, сражаясь средствами и без правил, забывая цели и стирая границы. Миллер был из «Альфы», с которой «Жнецы» разобрались, когда Генри исполнилось шестнадцать. Блейк не был членом шайки, только наблюдал — из интереса и своего любопытства к жизни совсем другой прослойки общества. Горячащие кровь вылазки, стычки вида «стенка на стенку», когда два районных понтовщика меряются друг с другом авторитетами с массовкой в сотню человек, разборки — словесные и на кулаках, связи и схемы — кому тут устоять и не прикоснуться к такому непаханому полю из открытий и впечатлений? С Миллером было весело, на грани законности и с совсем лёгкой приправой безумия: угнать пару тачек, удрать на них куда глаза глядят, часами рассматривать «ласточку» и с удовольствием смаковать подробности её рихтовки для перепродажи. Генри это нравилось, но продлилось недолго: спустя восемь месяцев в сеть «Альфы» пробрались «Жнецы», и с тех пор на Левом Берегу разлилась не только река, но и море крови — от ожесточённой войны без шанса на выигрыш. Генри смог правильно оценить риски: адреналин — адреналином, но отказываться от жизни и здоровья ради сомнительных приключений он не хотел, а потому не вмешивался. Только помог Миллеру вовремя свалить из города и снова убедился в верности своего выбора, услышав из его уст рассказы о произошедшем с их общими знакомыми — насколько неправильным оказался их выбор, который было уже не изменить. Горячность, любопытство, юношеское стремление к приключениям оказалось для многих фатальным, и Блейк всё-таки чему-то научился на чужих ошибках.
Генри никому не рассказывал и не гордился этой частью своей биографии — она просто была необходимым этапом взросления, на котором он научился многому, что хорошо умел сейчас: обращаться с оружием, драться, не теряться в экстренных ситуациях и со знанием дела общаться с криминальными элементами. Повзрослев, Блейк хотел направить свои навыки в противоположное, благородное русло — спасать людей, помогать обществу не тонуть в реках, разлившихся на его глазах. Болезнь Оливии нарушила его планы, заставив гнаться за высокой зарплатой и даже вспомнить ушедшее прошлое. Теперь Лив сможет вылечиться, а Блейк — заняться тем, чем всегда хотел.
Харди, как виделось Генри, как раз проходил нужный этап взросления, оказавшись по собственной воле в эпицентре торнадо. По словам Эвелин Джон примерно на год старше её — ему сейчас девятнадцать или двадцать. В детство он слегка заигрался, но опомниться сумеет всегда.
Блейк достал смартфон и быстро напечатал:
«Ты внутри? Один?».
«Только я и ещё кое-кто».
В коротком звонке Харди пояснил, что удрал из горячей точки с раненным товарищем, и они засели недалеко от доков в закрытой на зиму лодочной станции.
Генри старался аккуратно поддеть дверь запасного входа — на неё указал Джон, но та всё равно заскрипела. Блейк поморщился, но проскользнул внутрь, осторожно продвигаясь по тёмному коридору к следующей приоткрытой двери.
В проёме уже виднелись накрытые брезентом перевёрнутые лодки, под каждой из которых мог оказаться как Харди с приятелем, так и парочка вооружённых до зубов Жнецов или — что хуже — членов противоборствующей группировки в поисках крови. Генри прилип к стене, оценивая обстановку в широком длинном помещении.
Было тихо.
И пусто.
В полумраке любая крошечная тень мелькала опасностью, и Блейк всматривался в каждую, не позволяя сердцебиению заглушить любой подозрительный шорох. Решившись при отсутствии других вариантов, он шагнул вперёд, собираясь прилипнуть за ближайшим углом или внушительным металлическим столбом, поддерживающим крышу.
Виска почти коснулся холодный металл, а щелчок снимаемого предохранителя отдался эхом.
Сердце пропустило удар.
— Попался? — смешливо протянул знакомый голос.
До этого Генри не шевелился, но почти дёрнулся, услышав эту насмешливую интонацию. Никто не смеет ему так угрожать.